Почти неприличная история, или Неравный брак. Екатерина Оленева

ты боишься? – словно прочитав её мысли, спросил Колд. – В твоём мире гораздо больше опасностей. В моём не существует ни вурдалаков, ни оборотней, ни восставших мертвецов. Он довольно скучен и предсказуем, но безопасен.

      – Все миры похожи, так или иначе, вас просто учат, что ваш предсказуем и изучен, но это не так, – уверенно заявила Рэйвен. – Многие из сумеречных тварей в толпе мало чем отличаются от человека. Ты можешь даже не знать, с кем имеешь дело. А это самое страшное – не знать! Когда тварь классифицирована, степень её ядовитости ясна. Значит, ты можешь подготовиться и дать отпор. Но не зная об опасности ты и противостоять ей не можешь.

      – Как точно ты описала моё положение.

      – Твоё положение?

      – Да. По отношению к тебе. Я чувствую опасность, но не понимаю, в чём она заключается.

      Несколько удивлённая таким поворотом в их беседе, Рэйвен сбилась с шага.

      – Ты сейчас о чём?

      – Честно?

      Рэйвен насмешливо фыркнула:

      – Нет! Соври мне, пожалуйста! Глупый вопрос. Конечно, честно.

      – Мне кажется странным, что твой отец так легко смирился со случившимся. Ведь то, что произошло, крайне унизительно для него. Любой другой оторвал бы мне голову, наказал тебя, постарался замять скандал… я не знаю! А он словно просто отошёл в сторону!

      Что-то в словах Хэйла было. Рэйвен и самой реакция её отца казалась странной. Слишком она рознилась со всеми его поступками, не вписывалась в его характер.

      Что за всем этим могло стоять?

      – Вопросов больше, чем ответов, – продолжал рассуждать Колд. – Почему нас так спешно выдворили из Академии? Что преследует нас по ночам? А самое главное…

      Хэйл остановился, крепко, едва ли не до боли сжав пальцы Рэйвен.

      Его бледное лицо как будто светилось в темноте, выступая из неё, как картина из рамы. Рэйвен в очередной раз поймала себя на мысли, что хочет зарыться руками в тёплый шёлк волос.

      Какими они были на ощупь? Мягкими или жёсткими? Ощутит ли она их гладкую тяжесть, если коснётся?

      Какого это – поцеловать эти нервно кривящиеся губы? Если память не обманывает – приятно. Ну, если конечно, не списать все ощущения на обманчивое воздействие зелья.

      – Самое главное, что такое ты, Рэйвен? – договорил он.

      – А ты как думаешь?

      Ветер был слабым, едва ощутимым. Он делал то, на что ни один из них не отваживался – ласкал щёки, покрывал поцелуями виски и губы, играл прядями волос. Её – белыми, как лунный луч и его – удушливыми и чёрными, как сама ночь.

      – А ведь ты красивый, – с удивлением поняла для себя Рэйвен. – Странно. Никогда этого не замечала.

      – Красивый? Издеваешься, что ли?! – уязвлённо дёрнулся Хэйл. – Хорош, как воронёнок, выпавший из гнезда.

      – И кто теперь издевается? – засмеялась Рэйвен. – Моё имя означает ворона. Мудрая птица мудрости и смерти.

      – Ну уж на ворону ты точно не похожа.

      – А на кого похожа? – с надеждой на комплимент вопросила Рэйвен.

      – На Жар-птицу. И взгляда не оторвать и прикасаться страшно. Ты легко можешь сжечь. Рядом с тобой чувствуешь