Просто сказка. Сергей Тимофеев

мом падающих мириадов капель. Временами из серо-свинцовых туч вылетал огненный трезубец и на миг озарял пространство яркой бело-синей вспышкой. Оглушительно грохотал гром, словно разгневанный Перун решил выместить на ком-то свою неистовую злобу.

      Владимир решил немного переждать. Торопиться ему было некуда, до станции рукой подать, да и трястись мокрым в переполненной электричке не очень-то хотелось.

      Но дождь, видимо, и не думал прекращаться. Он все лил и лил с прежней силой; казалось, вообще не будет конца этому небесному потоку.

      Терпение Владимира истощилось. Обрушивая на себя горы воды с намокшей листвы, он все же направился к станции. Деревья то отступали, то снова выплывали из полутьмы, но лес продолжался и продолжался, хотя Владимир давно уже должен был выйти на Петров покос. От этой большой лужайки, где всегда было много земляники, начиналась тропка, ходьбы по которой до станции – минут двадцать.

      «Что за чертовщина», – подумал он. Лес больше не казался загадочным, а превратился в какое-то мрачное враждебное существо с многочисленными глазами и мохнатыми лапами…

      Долго мыкался Владимир, пока ему, наконец, не повезло: он наткнулся на громадную разлапистую ель. Пушистые лапы надежно преграждали путь дождю, и ему удалось, сломав несколько нижних лап, развести небольшой костер. Кое-как обсушившись, он настелил оставшийся лапник и, удобно расположившись на нем, стал смотреть на веселые язычки пламени. Невеселые мысли постепенно уходили, монотонный шум дождя убаюкивал, запах свежей смолы одурманивал, он прислонился к теплому шершавому стволу и заснул…

* * *

      Вот так, незаметно, и очутился наш герой в сказке. Только он об этом пока не знает. Ну да ничего, скоро узнает… как под елью заговоренною, не попросившись, спать ложиться.

      Сказано ведь старыми людьми, людьми бывалыми, охотниками, звероловами, рыболовами, грибниками, а то и просто влюбленными в старину нашу, незримо для суетного глаза сохранившуюся, не каждому показывающуюся: «Попросись». Заблудился-заплутал, набрел на пустую заимку, где все для такого случая припасено-приготовлено, попросись. Скажи: «Дедушка-домовой, прими на постой», да поклонись низенько – голова, чай, не отвалится. Положи в укромное место хлебушка да еще какой снеди от ужина – да и спи себе спокойно. И как уходить – приберись чистенько, поклонись, поблагодари за прием ласковый.

      То же и в лесу, и на реке – где придется. У дерева разрешения спроси, у лесовика, у водяного, у баенника, у овинника, у полевика… да и у кого там еще, – чисти-нечисти у нашего народа в сказках-сказаниях до скончания веков припасено. Каждому свое место отведено, каждому свое, особое, слово молвится.

      Спит пока герой наш?.. Пусть его…

      И как только не попадали в сказку. Тут тебе и зеркало чудесное, и ураган, и дверь потаенная за холодильником, и платяной шкаф… Все и не вспомнить. А и не надо. У них своя сказка – у нас своя. Добрая ли? Знамо, добрая. Веселая ли? Ну уж это кому как скажется. Поживем – увидим… Пока же…

* * *

      …Проснулся он от веселого птичьего гомона. Легкий дымок еще выбивался из-под крошечных угольков – остатков вчерашнего костерка. Восходящее солнце еще не успело целиком войти в свои права, и в лесу царил сизоватый полумрак. Владимир вылез из-под своего зеленого убежища на полянку и сразу же обрушил на себя целую гору смеющихся капелек – утренний душ. Невдалеке виднелся просвет и, направив к нему свои стопы, Владимир скоро вышел из леса.

      Необозримо широкий луг приветствовал его сказочно богатой россыпью цветов-самоцветов, и в каждой чашечке алмазом сверкала капелька росы.

      Вдоль леса тянулась дорога с глубоко ушедшими в землю колеями от тележных колес. Неподалеку виднелась деревушка, и Владимир, невольно поежившись от утренней свежести, скорым шагом подался в ее направлении, рассчитывая если не на ранний автобус, то хотя бы узнать дорогу. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как едва не наткнулся на старика весьма необычного вида. Нет, ничего особенного в нем не было, старичок как старичок, одежка обычная – потертый пиджачишко нараспашку, тщательно выглаженные ядовито-зеленого цвета брюки-галифе, вот только обут он был вместо традиционных в таких случаях ботинок-скороходов или кирзачей в лапти, а по дороге за ним тянулась длинная сеть, густо облепленная репьями, подсохшей тиной и кое-где чешуей.

      Дед, видимо, страдавший от отсутствия собеседника, приметил недоуменный взгляд Владимира и не преминул этим воспользоваться.

      – Заплутал, значит, милой, – констатировал дед, – ну да сам вижу – заплутал. Ты не печалуйся особо, здесь многие плутают, не ты первый, не ты последний. Знать, опять лешой проигрался, – и, заметив недоуменный взгляд Владимира, охотно пояснил. – Тут намедни мужики наши видели, белки там, зайцы, лисы, даже лоси, – косяком в соседний лес шли, что твоя рыба на нерест. Вот и выходит, опять наш лешой соседнему в карты проигрался. Так-то он ничего, азартен вот больно. Парамоном звать. Как проиграется, так в лес лучше носа не казать – закружит-заводит, света белого не взвидишь. Настроение дурное срывает на ком ни попадя.

      – Я… – Владимир попытался было объяснить, что он и в самом деле