Мертвецы не катаются на лыжах. Патриция Мойес

для женщины, имеющей восьмилетнего сына.

      – Как жаль, – рискнула заметить она, – что ваш муж не сможет побыть с семьей.

      И снова паника читалась в огромных карих глазах.

      – У него очень много дел. Он позволяет мне… то есть с радостью отпускает меня на родину каждый год, но сам Италию не любит.

      «Ничуть не сомневаюсь, что не любит», – подумал Генри, припомнив грубые черты лица под тирольской шляпой. Ему стало жаль баронессу, но он не знал, как дать ей почувствовать свою симпатию, не показавшись дерзким, поэтому быстро оплатил счет и с дружескими заверениями в скорой встрече повел Эмми к выходу из вагона-ресторана. К собственному удивлению, инспектор почувствовал, что прекрасные глаза смотрят ему вслед. У двери он обернулся и встретил спокойный насмешливый взгляд баронессы. Глядя ему прямо в глаза, она едва заметно вздернула подбородок, как будто с вызовом. Генри, немного смущенный, улыбнулся и шагнул в раскачивающийся коридор.

      В Кьюзе сделали последнюю пересадку. Огромный экспресс умчался на юг, к Вероне, оставив восьмерых путешественников на маленькой станции, освещенной солнцем. Со всех сторон горизонт был изломан очертаниями Доломитовых Альп с их нежно-розовыми вершинами – плоские и остроконечные скалы, обточенные ветрами и снегами до первозданных форм устрашающей мощи и долговечности, существовавшие с незапамятных времен и пребудущие до времен немыслимых.

      От величия гор отвлек и вернул путешественников к реальности пронзительный гудок. На другом пути стоял самый очаровательный в мире поезд. К паровозику – крохотному, 1870 года выпуска, с высокой стройной трубой и сияющими медными деталями, – было прицеплено всего два вагона, сделанных из светлого, украшенного резьбой дерева, со смотровыми площадками на обоих концах, огороженными перилами фигурного литья. На готических окнах одного из вагончиков, обозначая его принадлежность к первому классу, висели занавески из вощеного ситца. Сиденья были сделаны из деревянных планок, над ними имелись полки для лыж.

      Молодые англичане с восторженными криками с чемоданами бросились к поезду; непосредственно за ними следовали Генри и Эмми. Миссис Бакфаст заметила, что давно пора пустить по этой дороге современные поезда, деревянные сиденья – это просто позор. Баронесса в сопровождении всех носильщиков, имеющихся на станции, – следовавших за ней по пятам, – медленно перешла по настилу на другую сторону полотна, на лице ее сияло выражение абсолютного умиротворения. Когда багаж был загружен, поезд издал пронзительный гудок, и последний этап путешествия начался.

      По прямой от Кьюзы до Санта-Кьяры – около двадцати миль, но поскольку железнодорожное полотно петляет между гор, реально получается больше тридцати. Тридцать миль мучительного, извилистого пути с разворотами на краю обрывов, задымленными тоннелями – каждый пятый с крутым уклоном – и с самыми захватывающими в мире видами. Почти сразу же они пересекли границу, за которой земля между соснами была покрыта снегом. Вскоре Кьюза уже виднелась внизу как горстка розовых и бледно-желтых домиков. Долины