Юность Жаботинского. Эдуард Тополь

которая застегивается сзади.

      Владимир шокированно замкнул лицо, а Анна Михайловна нахмурилась:

      – Односторонний у тебя стиль, Маруся.

      Но Маруся не отступила:

      – Успокойтесь, маман. Я знаю границу.

      – И докуда она? – спросила мать.

      – До диафрагмы! – отрезала Маруся. – Аддио!

      И – круто развернувшись, убежала, вновь цокая каблучками.

      Вопреки своему зароку не поддаваться отраве влюбленности, Владимир неотрывно смотрел ей вслед – эти загорелые ноги… талия… высокий бюст… взлетающая при беге копна рыжих волос словно искрит под солнцем… И бежит она, как тургеневская барышня к возлюбленному – стремглав бежит к этому Руницкому, который уже ждет ее у калитки…

      От этой картины у него даже дыхание пресеклось…

      Видя интерес Владимира к дочке, Анна Михайловна на ходу сменила тему:

      – Владимир, а откуда у вас этот псевдоним «Альталена»?

      Отведя взгляд от Маруси, он с трудом пришел в себя:

      – Простите… Что вы сказали?

      – «Альталена», ваш газетный псевдоним. Откуда он?

      – А… – сообразил Владимир. – Недоучившись в гимназии, я в семнадцать лет уехал в Берн, в университет, а оттуда в Рим – учился на юриста. И дабы было на что жить, писал оттуда в «Одесский листок» и «Северный курьер»…

      – Это мы читали, – заметила Анна Михайловна.

      – Подписывал «Альталена», по-итальянски «качели», – продолжал он. – Хотя сначала я перевел это как «рычаг»…

      – Выходит, сионизма вы там набрались, в Европе?

      Владимир рассмеялся:

      – Очень вы осторожно выспрашиваете.

      – Боюсь, как бы вы не увезли мою дочь в Палестину, – честно призналась Анна Михайловна.

      – О, не бойтесь, – ответил он, снова глянув на уже закрывшуюся калитку. – Вы же видите – ей не до иврита…

      Но Анна Михайловна была не из тех, кто отступает без боя.

      – А вы читали статью Бикермана в «Русском богатстве»?

      – О сионизме? – усмехнулся Владимир.

      – О том, что с научной точки зрения весь сионизм – это пустые мечтания и утопия, – тут, подойдя к спуску к морю, Анна Михайловна разглядела, как внизу, на берегу, Сережа сталкивал лодку в воду. И закричала:

      – Сережа! Сергей! К тебе еще гребец! – И повернулась к Владимиру: – Поспешите. А то уплывет. У него вечно какие-то дела в порту…

      10

      В море

      Семнадцатилетний Сережа оказался одним из тех двух молодых людей, которые прошлой зимой спьяну управляли движением извозчиков на перекрестке Ришельевской и Дерибасовской, а точнее, – тем, кто, в ловко сшитом полушубке и с высокой папахой на голове, грозным басом гремел на обе улицы: «Езжай, босява, чего стали!»…

      – Компанейский человек ваша мама, – сказал ему Владимир, когда они уже достаточно далеко отгребли от берега.

      – Жить можно, – подтвердил Сергей, – tout à fait potable, вполне терпимо.

      Он прекрасно греб и знал все слова на языке лодочников. «Ветер сегодня опять разыграется часам к пяти, и не просто ветер,