Анук, mon amour…. Виктория Платова

что вы выглядели достаточно спокойным, мсье Кутарба. Во всяком случае, были гораздо менее взволнованы, чем сейчас.

      – Вы говорите так, как будто присутствовали при этом. Черт… Я просто не поверил. Просто не поверил… Вы отвечаете на самый простой звонок. Самый простой, каких десятки. И вам сообщают о смерти близкого человека. Я просто не поверил – вот и все. Я не верил в это до самого конца. До того, как увидел Мари-Кристин в морге.

      – Значит, не поверили?

      Интересно, что ты еще затеваешь, Бланшар? По твоей лоснящейся физиономии видно – затеваешь. Невооруженным глазом видно.

      – Не поверил.

      – Странно.

      – Что именно?

      – Что до сих пор к этому не привыкли. Кажется, это не первая смерть в «Сават и Мустаки». Не первая насильственная смерть, я имею в виду. За год до этого фирма лишилась еще одного своего совладельца. Освежить вам память?

      – Не стоит.

      Вот оно. Вот оно и всплыло. С другой стороны, не могло не всплыть. Просто не могло. Ведь ты приволокся в Россию еще и поэтому, Бланшар. Потому что оба убийства – и старое, у винных складов неподалеку от Берси, и новое, на Большой Монетной, – чем-то неуловимо похожи друг на друга. Сходный своей витиеватой бессмысленностью почерк, о котором даже думать не хочется.

      – …А я все-таки рискну, мсье Кутарба. Чуть больше года назад, в декабре, на винном складе в районе улицы Корбье было найдено тело Азиза Мустаки, уроженца Алжира, 56 лет, – монотонный треп Бланшара убаюкивает меня. – Отвратительное, доложу я вам зрелище…

      – Вы при нем присутствовали?

      – Я изучал материалы этого дела. Уже после того, как пришло сообщение о смерти мадам Сават. Было найдено именно тело. Обезглавленное. Голова нашлась позже, на том же складе. Она плавала в ведре с вином…

      – «Puligny Montrachet»… – я не узнаю собственного голоса.

      – Не понял?

      – «Puligny Montrachet» – его любимое вино. Азиза. В нем голова и плавала. – Вот черт, ну кто тянет меня за язык? – Меня и Мари-Кристин тоже знакомили с материалами дела. Год назад.

      – И вы знали, что это его любимое вино?

      – Об этом знали все. Кто так или иначе сталкивался с Азизом. Он не делал из этого тайны. Как не делал тайны из своих сексуальных предпочтений.

      – Намекаете, что он был голубым? – на лице Бланшара появляется брезгливая улыбка.

      – Почему же намекаю? Азиз Мустаки до самого последнего дня оставался конченым педрилой. Ни одной задницы не пропускал…

      – И вашей тоже?

      – …ни одной задницы не пропускал – из тех, что в его вкусе. Нордический тип, вот что ему нравилось.

      – А вы, стало быть, не нордический.

      – Если говорить о типе, то я, скорее, латинский любовник…

      «Мудак ты, а не любовник», – именно эти слова готовы сейчас слететь с губ Бланшара и камнем упасть мне на темя. И стараться не стоит, недомерок, – тем более что как любовник я и правда оставляю желать лучшего. Что же ты сделала со мной, Анук, моя девочка?..

      – Да вы не расстраивайтесь, Бланшар. Это самый банальный тип, который только можно представить…

      – Да я и не расстраиваюсь,