Екатерина Великая. Греческий прожект. София Волгина

не ко времени: императрица никого не принимала. Колиньер, поверенный в посольских делах, убедил де Сегюра, что императрица не принимает его, понеже весьма опечалена недавней смертью генерал-адъютанта Александра Ланского, коего сильно любила.

      Де Сегюр, коий тоже любил и даже боготворил свою жену, оставленную с детьми в Париже, высоко приподнял свои густые черные брови:

      – Она императрица! Ужели дела приватные так могли на нее повлиять, что она не хочет заниматься делами государственными? – возмутился он.

      Рассудительный Колиньер заметил:

      – Сказывают, фаворит ее того стоил по искренности и верности его любви к императрице. Сей генерал, бывши совсем не честолюбивым, за четыре года успел убедить ее, что привязанность его относилась именно к ней самой, как женщине, а не к императрице.

      Де Сегюр сделал саркастическое лицо:

      – Друг мой, Колиньер, скажи мне, откуда может кто-нибудь оное доподлинно знать?

      – Откуда? Так говорят люди, окружавшие его и государыню.

      Неоднократно и безрезультатно проводя время в приемной Ея Императорского Величества Екатерины Второй, потеряв всякую надежду на встречу в ближайшее время с ней, французский посол неожиданно все-таки получил аудиенцию.

      Государыня Eкатерина Алексеевна, может статься, еще бы не скоро пришла в себя после кончины Ланского, естьли бы не дела государственной важности, особливо, связанные с Иностранной Коллегией. Опричь того, множество чиновников ждали назначений, некоторые из них – отставки. Первым делом, Екатерина Алексеевна просмотрела реестр своих посланников. Все также в Лондоне Российским послом проживал граф Семен Романович Воронцов, в Швеции – Морков Аркадий Иванович, во Франции – князь Иван Сергеевич Барятинский, в Гишпании – Степан Степанович Зиновьев, в Турции – Яков Иванович Булгаков, в Австрии – барон Иван Матвеевич Симолин, в Неаполе – заменивший Андрея Разумовского, граф Павел Мартынович Скавронский, в Польше – граф Отто Магнус фон Штакельберг.

      Ее аудиенции нетерпеливо ожидал новый французский посол Луи-Филипп де Сегюр, коего непременно надлежало принять. Сказывают, сей молодой аристократ, борец за свободу, уже повоевал за освобождение американских колоний и показал себя героем.

      Наконец, посол, настойчиво ищущий аудиенции, предстал пред нею. Молодой, одетый по последней парижской моде, широкоплечий, большеглазый, с глубокой ямочкой на подбородке, словом, приятной внешности посланник, увидев ее, заметно оробел. Она стояла, лицом к нему, облокотившись на одну из колонн кабинета с высоким, украшенным лепниной потолком. В глаза послу бросились два массивных стола, заваленных аккуратными стопками бумаг, и четыре низеньких столика, все на гнутых ножках и множество стульев, кресел и два дивана, вся мебель в позолоте.

      По справедливости сказать, наблюдательный де Сегюр, на минуту, доподлинно онемел. Все слова у него вылетели из головы: пред ним стояла стройная красавица, может быть, из-за весьма элегантно покроенного красивейшего серебристого цвета платья, императрица – совершенная красавица, выглядевшая гораздо моложе своих