Противостояние. Армагеддон. Макс Строгов

старика. И решил, что будет каждый день ездить к дяде Роберту, прекрасному шахматисту, играть в шахматы.

      Но сейчас дело: – Дядя Роберт, у меня беда. У жены туберкулез, опасная стадия. Нужно срочно, буквально сегодня, положить в военный туберкулезный госпиталь, – и добавил внезапно севшим голосом, – помогите.

      Юрий Борисович уже не помнил, когда обращался к кому-нибудь с просьбами. Это было не в его характере, не в его принципах. Но сейчас он был готов кого угодно просить, у кого угодно требовать и кому угодно грозить, но добиться помощи.

      Помолчав, Роберт Иванович сказал генеральским голосом: – Перезвони мне, Юрчик, ровно через восемь минут. – И положил трубку.

      Кто-то тронул Новикова за плечо. Подошедший фтизиатр извинительным тоном сказал: – Она, – показав на Машу, – все знает. До свидания, извините. – Повернулся и ушел. Пожилой и усталый человек, спасающий людей от смерти.

      Юрий Борисович подошел к Маше, обнял ее, отвел ее к окну. Она была послушной и заторможенной, словно в ступоре, ничего не видя и ничего не понимая. Продолжая бережно держать одной рукой Машу за плечи, посмотрев на часы "Командирские", Новиков опять позвонил.

      – Так, Юрчик, прямо сейчас с женой и всеми медицинскими документами едешь в Пушкино, это недалеко от Москвы, там, на улице Лесной, – Центральный военный туберкулезный госпиталь. Найдешь. Начальник госпиталя полковник медслужбы Петросян Вазген Галустович, доктор наук и прочая. Прямо к нему. Он ждет. Потом мне позвонишь. Вперед. – И старый военачальник, не прощаясь, положил трубку. Не хотел, наверное, слышать слова благодарности.

      Стремительно вернувшись в кабинет фтизиатра, Новиков безапелляционно забрал у растерявшегося врача все рентгеновские снимки и листки с результатами анализов и бегом бросился из кабинета. Он боялся оставить Машу одной даже на секунду. На пороге попридержал себя, остановился, повернулся и сказал:

      – Доктор, спасибо вам!

      5

      В Пушкино они тоже ехали на электричке. По дороге Юрий Борисович не выпускал Машу из рук, целовал ей ладошки, шептал на ушко нежные успокаивающие слова, рассказывал про Мамонтенка, который благодаря гляциологу Маше-Марии появился из растаявшей льдины и стал искать маму, про то как мерили удава попугаями, напевал песенку "я на солнышке лежу и на львенка не гляжу…"

      Маша то смеялась, то плакала, глядя с восхищением на Новикова, и спрашивала: – А удав не мог съесть попугая? А почему гляциолог Маша-Мария отпустила Мамонтенка, а не усыновила его?

      Юрий Борисович с серьезным видом убедительно заявлял: – Попугай был самый главный начальник в их компашке, и есть командира устав запрещает. А Мамонтенка Маша-Мария усыновит обязательно.

      Так незаметно они доехали до Пушкино.

      В кабинете начальника госпиталя сидели: сам начальник, сорокапятилетний полковник медслужбы в форме, двое пожилых мужчин в белых халатах – главный фтизиатр и один из начальников отделений, и Новиков. Маша осталась в Приемном отделении.

      Начальник госпиталя, черноволосый и черноглазый, говорил