Ночь черного хрусталя. Владимир Михайлов

Ева. – Ведите нас, пещерный лев.

      – Вы хотели сказать – пещерный человек, – поправил Граве.

      – Хотела то, что сказала. Не придирайтесь.

      – Но вы же его даже не видели, – сказал Граве, видимо, все еще колеблясь: купание, кажется, его не прельщало. – Откуда же вы знаете, что он похож на льва?

      – Нам придется, – предупредил Милов, – миновать тот вход, которым воспользовался я. – Он знал, что обходного пути нет: схема ходов в окрестностях Центра была крепко запечатлена в его профессиональной памяти. – Так что никакого шума. Я иду первым, вы, Ева, кладете руку мне на плечо, а господин Граве замыкает – точно так же.

      Он ощутил, как легкая ладонь легла на его плечо.

      – Тронулись!

      Они шагали молча, стараясь ступать в ногу. Ева сняла туфли и несла их в руке: острые каблуки тонули в песке, ноги сразу промокли.

      «Одно приключение вместо другого, – думала она, ощущая под пальцами твердое плечо. – Хороший свитер, надеюсь, он не какой-нибудь дикой расцветки, хотя от русских, говорят, можно ожидать чего угодно – и прекрасного вкуса, и самого дурного… Напрасно я не надела кроссовки – с брюками вполне уместно… Правда, их снимать труднее. – Тут ее мысли пошли в другом направлении. – А мой соблазнитель! – она не удержалась и фыркнула, подавляя смех. – Бедный котик: мышка уже в углу, загнана, он и коготь выпустил – и вдруг вламываются и портят всю охоту… Но уж тут он повел себя молодцом… Странно и ужасно: еще днем мы жили в цивилизованном мире, пусть не таком зеленом и душистом, как некогда, но все же… Да, мир… В нем прежде всего страдают дети. Я недолюбливала Растабелла, слишком уж он фанатичен и ограничен, хотя и талантлив, конечно, – а теперь мне его жаль. Бедная девочка… Растабелл теперь, наверное, и вовсе перестанет сдерживаться, а ведь за ним идут люди, его даже правительство побаивается. У нас такая администрация не продержалась бы и месяца, все потребовали бы импичмента, а тут… Все-таки в Европе очень много несовременного. Кстати, я ему так и не позвонила. С телефоном никогда такого не случалось. Что-то произошло в столице? Или здесь, в городе? Этот город – как теневая столица: здесь живет Растабелл и еще многие из его компании, этот странный Мещерски, и другие… Лестер давно дружит с Мещерски, у них, по-моему, какие-то общие дела. Лестер… Слишком много секретов завелось у него в последние два года, и это не бабы – все его налеты на баб мне были известны едва ли не заранее; нет, тут другое – я думаю, он…»

      Мысли прервались, когда она услышала тихое: «Тсс… стоп». Милов остановился, остальные – тоже, но рука женщины оставалась на его плече, он снял ее пальцы осторожно, почти ласково. Повернув голову, едва уловимо выдохнул:

      – Обоим – лечь, только тихо… Скажу – бегите, как на сотке, свернете в первый ход направо – там я вас догоню…

      Помедлил еще секунду и бесшумно двинулся дальше. Выход, тот самый, его, чуть серел в кромешной тьме пещерного хода, и более светлым пятном выделялась часть стенки напротив. Было и снаружи темно: новолуние.

      «Лицо, – подумал Милов, – лицо светлое, остального им не различить. Ползком? Опасно: кто-то