БАМС! Безымянное агентство магического сыска. Тати Блэк

под лодкою мы с вами возлежали, воспламенился я и весь горю!

      Пропев сии слова, Шульц крутанулся вокруг собственной оси, зорко оглядывая зрительный зал. На Оболенскую он старался не смотреть, ибо только что невольно сознался в том, что не давало ему покою с самого утра. Оркестр продолжал играть, зрители внимательнейшим образом наблюдали за событиями на сцене, и даже в ложе княгини, что просматривалась с места Шульца, как на ладони, и Её Высочество, и соглядатаи полностью сосредоточились на представлении.

      – Ах, что же сразу не признались в этом?

      – Зачем же сразу, если нынче говорю?

      Весьма недурственно получилось, решил Пётр Иванович, хаотично двигаясь меж декораций. Оболенская следовала за ним, пытаясь не отставать и вышагивать аккуратно супротив. Ну, или позади, в зависимости от того, поворачивался ли кругом Шульц или же нет.

      – Признанье ваше мне ночами сниться будет!

      – Поверьте, милочка, от вас – да не убудет.

      Краем глаза лейб-квор успел заметить какое-то движение за кулисами, посему, схватив Настасью Павловну за руки, он сделал то, что позволило ему закончить сцену весьма эффектно: впившись в манящие с того самого мгновения, как Настасья Павловна свалилась на него с дерева, уста, лейб-квор сорвал аплодисменты зала и, привлекши девицу к себе крепче, шепнул:

      – Здесь небезопасно, советую вам покинуть «Розу», с остальным управлюсь сам.

      Шульц осознавал, насколько в этом его «советую» сокрыто много всего. От желания умолять Оболенскую немедля испариться до потребности, чтобы она осталась рядом. И видя в глазах её решимость, протест и согласие, не уставал поражаться смелости этой удивительной девицы.

      – Я иду с вами, – на этот раз тише повторила Настасья Павловна, то ли растерявшись от его фривольного поведения, то ли понизив голос почти до шёпота, чтобы их никто не расслышал. И добавила увереннее: – Я иду с вами!

      – Чёрт с вами снова, – не сдержался Шульц, злясь прежде всего на самого себя за неуместную радость от того, что Оболенская остаётся подле него. – Но в следующий раз…

      Что же такого случится в следующий раз договорить он не успел. Из ложи княгини раздался какой-то лязг, следом за ним отборные ругательства, а вишенкой на торте – женский визг. И как смел надеяться Шульц, верещали вовсе не служители Охранного.

      – Держитесь рядом! – выкрикнул Пётр Иванович, уже ни капли не таясь. Острым взором успел приметить, как человек в плаще, в котором он не далее чем в начале представления ошибочно признал Фучика, выскакивает из ложи и устремляется к боковой двери, ведшей в фойе. – В погоню!

      Азарт гончей, почуявшей след лисы, возобладал над Шульцем, помчавшимся за преступником. В эти мгновения он не думал о том, поспевает ли за ним Оболенская. И о том, что же случилось с княгиней он тоже не мыслил. Приметил лишь то, что Её Высочество живы и обмахиваются веером. И было от чего – агенты Охранного обступили княгиню плотным кольцом, не подпуская никого.

      «Поздно!», –