Сразу три Зеркала. Евгения Хамуляк

и без разрешения стала гладить длинные каштановые волосы Адели, – замужем другое важно.

      Замужем? – распахнула от удивления свои глаза на отца Аделина, – о каком замужестве идет речь?

      – А, что ты так смотришь? Когда-нибудь этот вопрос обязательно встал бы. А тут Галина Маратовна сама пришла, рассказала, где и как ты будешь жить, сына вон своего, богатыря показала. Хороший перспективный парень: работает, первый разряд уже имеет в двадцать лет-то! Как за каменной стеной будешь! А я – не вечный, да и сердце у меня за тебя болит, дочка. Жизнь, я знаю, у тебя не сладкая, – сказал отец и крепко прижал дочь к груди.

      – А если понадобится разрешение родителей, мы подпишем, – резюмировал отец, не отпуская из объятий похолодевшую фигурку дочери.

      – Я не собираюсь замуж, папа, – тихо простонала Адели.

      – Пойдешь, родная, пойдешь, для тебя это лучше всего сейчас. Не ровен час, кто за тебя постоит, кто заступится? А тут семья приличная, с достатком. Я буду спокоен за твое будущее.

      – Я не пойду замуж, папа, – твердо сказала Аделина, вырываясь из отцовских объятий. Он дал ей освободиться и с неудовольствием посмотрел на нее. – Ну зачем ты все портишь, дочка? Зачем свой характер показываешь? Я же говорю, это мое тебе благословение, такую свадебку сыграем – все помнить будут. Семья приличная, – и будто в подтверждение своих слов, он указал своей мощной рукой в сторону матери с сыном.

      – Я не вещь какая-нибудь, чтобы за меня решать, когда мне замуж выходить, папа. Ты просто пьяный. Сам подумай, что ты делаешь!?

      – Ну что ты такое говоришь, Деличка. Все уже решено. Парень-то хороший, я бы за плохого не дал согласия, – все повторял отец.

      Аделя не могла поверить в происходящее, переводила взгляд с черных замутнённых глаз отца на осоловевшую мачеху, и волна отчаяния и безысходности медленно стала накрывать ее. Перед глазами поплыли, будто отражаясь в кривых зеркалах, темнеющие картинки праздничного стола в угаре, разливающихся рюмок, этих незнакомых ей людей, пьяных отвратительных гримас отца и мачехи, которые желали продать ее, словно скот. Сердце превращалось в черный тяжелый камень.

      – Если бы жива была мама, – вдруг прокричала Аделина, – она бы такого не допустила! Что ты делаешь, папа?! Ты сошел с ума!

      Отец привстал, желая схватить ее, но она резво рванула из его объятий в сторону выхода, от чего он неуклюже с грохотом свалился с табуретки.

      – Домой придешь – убью! – помахала грозная фигура великана с пола.

      – Ну что вы так строго! Одумается. Конечно, новость неожиданная, да в ее возрасте все мечтают замуж выйти побыстрее. Вот с подругами посоветуется – сама придет прощения просить. Не беспокойтесь! Мы все понимаем с сыном. Мы подождем.

      Мачеха выпила еще одну рюмку, и ее раскрасневшаяся физиономия расплылась в неловкой улыбке:

      – Бесстыжая… Своего счастья не понимает, – сказала она.

      * * *

      Аделя