Москва – София. Мария Малухина

который шел через весь живот. Шраме, который она так хотела скрыть темнотой и кружевом.

      Она дернулась, села на кровати, зажалась, скрестила на животе руки, прикрывая свое уродство.

      – Я…я…должна была, конечно, указать в своем профиле… Это, наверное, нарушение правил, да? – зачастила Катерина. – Я просто боялась, что иначе никто не захочет… Но это шрам! Только шрам. После аварии. Мы с мужем были вместе в машине. Он… ну, ты знаешь, что он. А мне повезло – только шрам остался. Все остальное в полном порядке. Абсолютно целое. Как должно быть!

      Она готова была зареветь.

      – Но…это, конечно, моя вина. Ты должен был знать и … ну… иметь право отказаться до…

      – Если все остальное в полном порядке… – Георгий придвинулся к ней, обнял напряженную, как будто замершую в ожидании удара спину, – Если все остальное в порядке, то твой шрам меня совершенно не волнует.

      ***

      Когда Катерина вышла из душа – раскрасневшееся лицо, капельки воды на счастливом, расслабленном теле, Георгий был уже почти одет. Он сидел на кровати и застегивал на себе свежую, явно выглаженную где-то в услужливых отельных недрах рубашку.

      – Классный у них душ, да? – подмигнул он Катерине.

      – Отличный. Как на массаж сходила.

      Она начала поднимать с пола одежду, и, собрав все нужные части гардероба, укрылась за дверцей шкафа и начала одеваться.

      – Эй! – она поймала в зеркале на противоположной стене взгляд Георгия. – Не подглядывай!

      – Больно надо! – засмеялся мужчина. – Все, что я хотел, я уже увидел.

      – Так… – Катерина немного замялась, но продолжила. – Так как ты тут оказался? В смысле, не тут, а вообще…

      – Что, любопытно? Вот забавно, каждый божий раз после всего веселья люди всегда задают этот вопрос. Как это у англичан? Любопытство кошку сгубило.

      – Ну я-то с тобой поделилась, хоть так-то не планировала.

      – У моей жены был рак груди.

      – Сочувствую, – тихо и серьезно ответила Катерина.

      – Да нет, не сочувствуй. Она в ремиссии, вроде все стабильно. Отлично, в общем, все. Только груди у нее нет. Вообще. Вот тут вот, – Георгий показал на грудь, – вообще ничего нет. Одну с опухолью вырезали, вторую хотели оставить, но в итоге превентивно тоже того. Прогнозы там им не понравились. Хотя нет, про то, что ничего нет – это я вру. Она себе тату недавно сделала. Увидела в интернете какой-то проект западный, где женщинам после этих операций татуировки делали, чтобы шрамы скрыть. Ну и она себе сделала. Цветочки, лианы какие-то. Вот так.

      – Ясно, – вздохнула Катерина.

      – Ты не подумай, я не совсем мудак. А то я расшипелся тут, ядом сижу плюю. Но это так, воздух сотрясти. Я ее люблю. Она прекрасная жена. Обалденная мама. У нас двое. Пацаны. Вообще, просто человек хороший.

      Катерина вышла из-за дверцы шкафа. Она успела одеться, и теперь подошла к большому зеркалу, чтобы поправить смазавшийся в душе макияж.

      – Слушай… А как ты с этим живешь, а?

      – С чем это? – ухмыльнулся Георгий.

      – Ну… не совсем мудак, но мудак же, да?