Призраки (сборник). Максим Кабир

предплечье – она поскоблила ногтями татуировку, затем куснула ее зубами, как кошка, ловящая блох.

      Идея приехать сюда посетила ее днем на почте. Она стояла в очереди, рассматривая молодую почтальоншу, действительно красивую брюнетку.

      Сердце обливалось кровью, а другое сердце – на руке – зудело.

      Стас называл почтальоншу «июленькой». Так нежно. Женя прочла метры их переписки, зачем-то вызубрила наизусть трогательные куски.

      «Хочу быть с тобой всегда». «Хочу проснуться рядом и целовать тебя».

      Бла-бла-бла.

      – Я вас слушаю, – сказала брюнетка, улыбаясь дежурно. Наивная дурочка.

      Женя покинула почту, не проронив ни слова. Что ей говорить, когда у соперницы такое тело и такая грудь?

      Варшавцево чувствовало себя виноватым перед ней за насмешки, за сплетни.

      Она ощущала вину – за то, что продала квартиру, что даже маму похоронила не здесь. Будто стеснялась прошлого, вот этих оврагов и лесенок стеснялась.

      Бюст основателя города скучал на пустыре около школы.

      «Ты придумал имена для наших детей?» – спрашивала любовница Стаса.

      «У нас будет сын, – отвечал он, – Тимофей».

      Двух его мертвых сыновей врачи извлекли из Жени. Пора попробовать запасной вариант.

      Ранние сумерки сгущались над Варшавцево. Пропетляв, попотчевав ностальгию видами скверов и знакомых подъездов, Женя покатила на окраину городка. Частный сектор тонул в грязи. Местные власти не удосужились заасфальтировать улочки. И автомобиль пару раз чуть не увяз в болоте, но вырулил к скопищу домишек.

      Тут? Нет, погодите…

      Она не замечала, что расцарапывает татуировку и набухший рубец.

      «Тимофей», – подумала Женя, словно уксусом плеснула на рану.

      Взор прикипел к горящим окошкам скособоченной хаты. Ее лицо просияло.

      Она вспомнила все: черепичную крышу и руины амбара, курятник во дворе и щербатый забор. Штукатурка отвалилась, стены выставили на обозрение рыжий кирпич.

      Существуют дыры, которые не заштукатурить, и шрамы, которые нельзя утаить под татуировками.

      Жене казалось, что она – марионетка на ниточках кукловода. Что она выходит из машины и шлепает по лужам против своей воли. Звонок запиликал. Топчась на сгнившем крыльце, она мысленно состряпала монолог:

      – Здравствуйте. В девяностых в этом доме жил мужчина по фамилии Кукушка. Вы не в курсе, что с ним случилось?

      Тук-тук-тук – раздалось за дверью.

      Свет залил Женю, и она сощурилась, механически заслонилась пятерней. Сквозь растопыренные пальцы она увидела на пороге человека, старика с небритым задубевшим лицом, с мясистым носом и удивительно синими мальчишескими глазами.

      – Привет, – сказала она, поборов оцепенение.

      Дядя Толя подвинулся, пропуская ее в дом. Она вошла, озираясь. Выцветшие обои висели лоскутьями. Потолок испещрили потеки. Смердело кошачьей мочой.

      Стабильность. Ей нравилось это слово.

      Дядя Толя безмолвствовал.