всех погубила его жадность. В тот раз он в одну группу набрал и контрабандистов, и простых смертных, и охотников за «чёрной слезой». Это редкое растение, соком которого можно как лечить, так и отправлять. Растёт оно только в гиблом лесу, и с каждым годом оно прячется всё дальше в дебрях, потому что охотники вырывают и без того его редкую поросль. Мы не должны были идти в топкую долину, но Нарий решил скоротать дорогу к «чёрной слезе» пройдя по самой кромке топи. И поначалу всё шло хорошо, но после нас настигли раанджи. Целая стая. Они гнали нас всё дальше, в топь. Мы мчались почти наугад, времени выбирать надёжный путь не было. Один увяз в топи. Рассвет мы встретили сидя по пояс в болотной жиже. С одной стороны – раанджи, с другой стороны – топь, которая простирается до самого горизонта. Нарий принял решение тянуть жребий кому-то из тех, кого мы вели. Раанджи набросились на окровавленное тело, и мы смогли проскользнуть мимо. Дальше нас ждали только тени. Путь занял гораздо больше времени, чем обычно, и мы вышли к Нуа только к ночи. Шесть из двадцати – это слишком много. Поползли слухи, и больше никто бы не доверился проводнику. Поэтому Нарий решил залечь на дно в Нуа. Пришлось браться за всякую работу и перебиваться случайными заказами, пока не утихли слухи. Через полтора года начался резкий всплеск теней, кольцо начало сжиматься. Многие бежали из долины Исх-Наар, а переход через ущелье не мог вместить всех желающих. Память у людей коротка. И Нарий, почувствовав, что он нужен, вернулся. Несколько раз мы переправляли людей с минимальными потерями. Потом… Потом выяснилось, что жажда наживы вновь взяла своё. Он переправлял людей в лапы работорговцев. Когда я поняла это, было уже слишком поздно. Я оказалась среди десятков других, не подозревавших о той участи, что им уготована. Нарий же не пережил последний переход. Его убили.
Лекс ощутил злость, исходящую от девушки, и ещё одно чувство, которое ему распознать не удалось. Сожаление? Досада? Обида?..
– Как могло получиться, что люди пропадали десятками?
– Тебя уже не было в то время в долине, верно? Ты не застал того, что творилось там. Раанджи постоянно резали овец и коров, ночами забираясь в хлева. Тени словно с цепи сорвались, нападали на жителей ночами… Петля затягивалась всё туже. Люди бросали всё и хватались за любую возможность покинуть долину. А насчёт работорговцев… Людей, покидающих долину не через ущелье, словно не существует… По умолчанию считалось, что их сожрали тени.
Лекс продолжал массировать кожу девушки. До Хендала доходили отдалённые слухи, что тени стали активнее. Но не более того. Он и не предполагал, что всё зашло так далеко.
– Это было безумие, – тихо добавила рабыня, смотря на Лекса своими чёрными глазами.
Внезапно ему стало тоскливо. Он не мог понять, в его ли груди разверзлась дыра, засасывающая в бездну уныния, или это были отголоски отчаяния, охватившего её. Казалось, что сейчас он сорвётся вниз, измученный болью и придавленный всеми невзгодами, выпавшими на его пути. Ему нужно было сделать хоть что-то, чтобы почувствовать себя живым. Резким движением он разрезал верёвки, удерживающие рабыню, и притянул её к себе.
– Ты обещал…
– Никаких
