Художник. Владимир Дмитриевич Никитин

считаться, даже если они мне не нравятся. По ним нарисовано много картин и у них много владельцев.

      Если я пойду против правил, поднимется волна возмущения и тогда, меня назовут не только «вандалом» но и «убийцей». В их власти отнять у меня свободу действий, а я этого не желаю. К чему поднимать грязь со дна, когда ты намереваешься пить?

      – Значит твое мнение это, не иметь никаких картин. Но разве это не есть правило?

      – Это, так сказать, состояние моей души. Я не против того, чтобы люди были коллекционерами шедевров только, не стоит придавать им невероятную ценность.

      Существуют такие крепкие строения, что ветер не в состоянии как-либо навредить им.

      Но проходят века, тысячелетия и они саморазрушаются. Ветер, хоть и непостоянен, но вечен.

      – Все рисунки ты даришь или выкидываешь. Это буквально, религия: Не оставлять идей в разуме.

      – Так, я дарю им вечную красоту но, только в моем сердце.

      В детстве, например, я смотрел мультфильм про роботов-трансформеров. Более интересного и любимого мною я не видел на телеэкране. Недавно его повторили и хотя, ностальгия сладко опьянила меня, мой разум сказал «Фу, какая гадость, и почему мне нравилась эта чушь». Типичная ситуация – я вырос, из этого детского интереса к ярко разукрашенным игрушкам.

      Но ведь до этих пор, я помнил его идеальным во всех отношениях!..

      – Понятно, но тебе еще придется оправдываться за свои убеждения.

      – Но ведь я, ни в чём не убежден!

      – Ты назвался ветром, свободным от картин. Разве это не убеждение,– не зависеть от определений?

      – Это, мой образ мыслить. Я могу собирать картины, но не желаю этого.

      – И это, по-твоему, правильно?!

      – Абсолютно не правильно, а может и правильно, откуда я знаю. Я не придерживаюсь никаких сторон. Кстати, это позволяет мне понять вещи, которые многим не под силу.

      И из-за этого я не даю один ответ на вопрос, на все можно взглянуть по-разному.

      – Ну, хорошо – оправдался.

      – Разве я оправдывался?

      – А, что ты сейчас делал?

      – Отвечал на твои вопросы. Кстати, кто ты? Ведь в комнате я один?

      – Я твой внутренний дьявол, сатана. Я твой демон-искуситель и пришел я для того, чтобы зародить в тебе сомнение. Поверь, мне это удастся, вот увидишь. А пока что авансом, я ткну тебя лицом в то, что я создал и люди назвали это грехом. Он, как тяжёлая болезнь, заразил твой разум.

      – Что же это за грех?

      – Ты сам сказал, что тебе нравится разрушать чужие галереи. Я знаю, что когда тебе это удается, ты смотришь на того, озадаченного ситуацией беднягу, собирающего остатки своих картин и ты, чувствуешь свою силу, свое превосходство. Незаметно для себя, ты льстишь себе. Это тихое, молчаливое довольство собой. Тщеславие, твой грех!

      Благо искусителя

      – Мне смешно слышать твои речи, искуситель. Ты не внимательный, или недооцениваешь меня, раз считаешь, что я не всмотрюсь вглубь себя и не увижу действительности.

      – Тогда докажи, что это не тщеславие!

      – Доказывать