Игрушки (сборник). Александр Малахов

скрывал в своем выкрашенном белой краской нутре старый провисший двуспальный диван, застеленный непонятного цвета покрывалом, небольшой коричневый коврик с желтыми оленями над ним, которые кочевые цыгане продавали раньше пачками; облезлый раздвижной стол, накрытый куском свежей светло-синей клеенки, полбуханки не съеденного от усталости, задеревеневшего хлеба на нем; пару тарелок, ложек, вилок на металлической полке; серый халат на гвозде и садовый инвентарь, аккуратно сложенный в свободном от хозяйственной утвари углу.

      – Ты посиди пока, подыши воздухом, а я помидоры полью, – сказала тетя Вера, накинув халат.

      – Как это я буду сидеть! – возмутился Олег. – Я изгородь поправлю и ступеньки сооружу перед калиткой, а то и ноги переломать недолго.

      Тетя Вера хотела что-то сказать, но Олег взял лопату и, не оглядываясь, шмыгнул на улицу. Он не слышал, как она вздохнула сокрушенно и, глядя ему вослед, задумчиво проговорила: «Дает же Бог…»

      Солнце уже осветило всю крышу домика в изумрудных моховых кляксах и квадратик крылечка, когда Олег дорезал ступеньки в земле лопатой, сложил дерн к изгороди и спрятался в тень старой-престарой черешни, вытянувшей в небо длинные морщинистые ветки.

      Тетя Вера обошла еще раз весь участок, проверяя, не случилась ли где неожиданная оказия, подошла к Олегу и устало опустилась на короткую, состоящую из единственной сосновой доски скамейку. Стащила с головы платок и старательно вытерла им потное лицо, так что оно тут же сделалось пунцовым. Поправив волосы растопыренными пальцами, она глубоко протяжно вздохнула и сложила руки на коленях.

      – Что мне с Вадимом делать? – ни к кому конкретно не обращаясь, негромко проговорила она, выплеснув наружу горькие тягостные мысли. – Уйдет от него Дарья, чует мое сердце.

      Олег вспомнил, что подобная мысль посетила и его, когда он, возвращаясь однажды из института, наткнулся на Вадима, специально ожидавшего его на углу дома. Он так и сказал Вадиму: «Сбежит от тебя Дарья!» Но тот и ухом не повел на предостережение, а только сверкнул мутными глазами при виде драгоценной бумажной купюры.

      – Мы уж ему и снадобье на березовой коре варили, – продолжала она размышлять вслух, – все нипочем. – Может, работу ему другую подыскать, – то ли спросила, то ли предположила тетя Вера и зачем-то отерла сухое лицо платком.

      – Пить везде умеют, – неуверенно вставил Олег.

      – Да, видно, от судьбы не уйдешь, – не расслышав слов Олега или продолжая его мысль, поглощенная всецело своими думками, горько добавила она.

      «От какой судьбы? – подумал Олег. – И кому от нее уходить?.. Вадим пьет как сапожник. И чего ему ломать голову о существовании другой жизни, совершенно противоположной и намного более сложной, запутанной до головной боли, если ему, с помутившимся заторможенным сознанием, разбирающим среди множества развлекательных неоново-пестрых учреждений только дорогу до дома, последние самые трудные метры до кровати помогают осилить и аккуратно уложить