Муха имени Штиглица. Арина Обух

/>

      Улыбайся, подлец!

      Петербург создан для художников. Причем очень бедных художников. Имеющих за душой две-три краски, не более…

      – Слушай, напиши книжку про Муху.

      – Про какую муху?!

      – Да про свою Муху – Академию Штиглица.

      – Да, да! Напиши!.. – вторит хор голосов.

      Почему я?!

      Да не хочу я писать ваши книги, рисовать ваши картины и донашивать ваши бывшие мечты из секонд-хенда!.. Я другое дерево.

      – Какое, интересно?

      – Синее.

      Сказано – не сделано.

      Напишу книгу. Бестселлер. Заработаю много денег и куплю себе нормальную жизнь.

      А проживу её чуть попозже.

      …Когда я впервые переступила порог Мухи, академии имени Штиглица, меня потрясли три вещи: Пергамский алтарь, в аудиториях одни девушки (ни одного Петрова-Водкина!), и отсутствие счастья на лицах.

      Мне казалось, если ты учишься в Мухе, куда некоторые художники поступали по пять-шесть раз, то выражение счастья не должно сходить с лица: судьба решена, смысл обозначен. Улыбайся, подлец!

      Спустя время, уже учась в академии, я увидела в зеркале XIX века недовольную росомаху – это была я. Ожидание счастья угасло и во мне.

      Кстати, в этом зале ожидания я стояла с трёх лет.

      – Жила-была девочка, и звали её Счастье.

      – Нет: Обух!

      – Жила была девочка, и звали её Фламинго.

      – Нет: Обух! – сопротивлялась я.

      – Ну хорошо. И звали её Обалдуй Обух.

      – Ну-у, это неприличность.

      – Кузьма-а-а!.. – смеялся папа. – Вот уж не думал, что так с фамилией угожу!

      Всё детство меня называли Кузьмой (хочется думать, что в честь Петрова-Водкина, главного штигличанина, которого в семье чтили).

      У меня тяжёлая наследственность: папа въехал во дворец Штиглица в коляске – два студента-монументалиста, мои будущие бабушка и дедушка, родили третьего монументалиста и бросились все втроём сдавать сессию.

      И если уж совсем точно, то я впервые въехала в академию, балансируя на плече папы. Мне было года три.

      …Белая мраморная лестница. Долго поднимаемся. Оказываемся в огромном зале. Над головой стеклянный купол. Идём по длинным коридорам, снова лестницы, картины, колонны… Шум, люди. Поднимаемся ещё выше. Все жмут друг другу руки. Обнимают. Смеются. Пьют вино за встречу и за 5-й этаж.

      Так и запомнилось: здесь радуются и все друг друга любят. Здесь – счастье.

      А таинственный «5-й этаж», как выяснится позже, – это монументалка, декоративно-монументальное отделение живописи. «Стены красим», – брезгуя пафосом, обычно говорили монументалисты. Я повторяла за ними. «Чем занимается твой папа?» – «Стены красит», – отвечала я.

      И все думали, что мой папа маляр.

      Муха имени Штиглица

      Во времена моих родителей академию называли училищем имени Веры Мухиной, в просторечии – Мухой. Сам же Александр Людвигович нарёк свой дворец Школой технического рисования барона Штиглица.

      Я думаю, глядя на всю эту роскошь, названную просто «школой», что скромность барона зашкаливала. Впрочем, в те времена красота являлась нормой: в моде была архитектура, а не дизайн.

      Между прочим, когда академия называлась училищем имени Веры Игнатьевны, студенты любили с шиком козырнуть Штиглицем: во-первых, это было справедливо. Во-вторых, звучало красиво и даже как-то баронно. Однако сегодня, когда имя Александра Людвиговича вернулось на своё законное место, многие по-прежнему зовут академию Мухой… И в этом тоже есть своя справедливость.

      Скажем так: Муха имени Штиглица.

      На гербе барона Штиглица – три пчёлки. Он действительно трудился яко пчела: строил железные дороги, вокзалы, приюты, учреждения… Но самым любимым детищем его была Школа технического рисования – с великолепным убранством внутри (впоследствии утраченным в хаосе революций), огромной библиотекой и потрясающим музеем, построенным академиком архитектуры и первым директором Максимилианом Месмахером.

      Невероятно, но этот ДВОРЕЦ находится в переулке. С земным названием: Соляной, 13.

      Соляной городок

      Был когда-то Соляной городок. А остался только Соляной переулок.

      А в чём тут соль?

      А соль в мешках. Дело в том, что до середины XIX века здесь находились огромные соляные склады.

      Но ещё раньше в этом месте, на берегу Фонтанки, была Партикулярная верфь: Пётр I мечтал, чтобы его подданные плавали, как жители Амстердама и Венеции, и поэтому мосты не строил, а строил суда и верфи.

      Случись всё по его разумению, мы бы сегодня были не пешеходами, а гребцами.

      Не случилось.

      Соляной городок размером с квартал. Его доминанта – тот самый стеклянный