Три метра над небом. Трижды ты. Федерико Моччиа

меня смеяться от счастья

      Любовь – это когда счастье другого важнее своего собственного.

Г. Джексон Браун

      1

      «Люблю Джульетту безответно». Небольшое граффити на деревянном заборе свидетельствует обо всей безнадежности этого разочарования. Я улыбаюсь. Может быть, Джульетта никогда об этом и не думала, но мне не дано этого знать, и я, взволнованный, вхожу в дом. Иду молча до тех пор, пока не дохожу до той самой комнаты. Смотрю на море из того самого окна. Теперь это все мое – и смотровая терраса, плавно опускающаяся к скалам, и эти закругленные ступени, и распылители садового душа с перегородками из желтых и голубых плиток, вручную расписанных лимонами, и мраморный стол перед большим окном, отражающий горизонт. Строптивые морские волны то ли бунтуют против моего присутствия, к которому они еще не привыкли, то ли приветствуют мое возвращение. Они бьются о скалы, окружающие особняк в этой живописнейшей части высокого утеса. Солнце заходит, и от его света стены гостиной становятся красными. Точь-в-точь как в тот день девять лет назад.

      – Вы передумали? Вы уже не хотите покупать дом?

      Хозяин вопросительно глядит на меня, а затем – спокойный, неторопливый, невозмутимый – разводит руками и говорит:

      – Вы, конечно, можете делать, что хотите: это же вы платите. Но если вы передумали, то вам придется или оплатить мне задаток в двойном размере, или судиться так долго, что, учитывая мой возраст, мне уже, разумеется, не увидеть моих денег.

      Я смотрю на него и про себя усмехаюсь: старый-то он старый, но проворней любого мальчишки. Хозяин хмурится.

      – Конечно, если вы такой хитрый, то спешить не будете. У меня-то вы суд, разумеется, выиграете, но уж моих детей и моих внуков вам не одолеть. Да и к тому же в Италии можно судиться годами!

      Его одолевает приступ глухого надрывного кашля, так что старику поневоле приходится закрыть глаза и прервать свою обвинительную речь в духе последнего римского сенатора. Он немного ждет, переводит дух и, отдышавшись, откидывается на шезлонг, трет глаза и снова их открывает.

      – Но вы-то хотите купить этот дом, правда?

      Я сажусь рядом с ним, беру лежащие передо мной листы и, даже не читая, визирую страницу за страницей: мой адвокат уже все проверил. И на последней странице расписываюсь.

      – Значит, вы его покупаете?

      – Да, я не передумал; я получил то, что хотел…

      Хозяин собирает документы и передает их своему поверенному.

      – Что ж, должен сказать вам правду: я согласился бы и на меньшее.

      – Так и я хочу сказать вам правду: я бы заплатил за него и двойную цену.

      – Не может быть; вы говорите это нарочно…

      – Думайте, как хотите.

      Я ему улыбаюсь.

      Наконец хозяин встает, идет к старинному деревянному серванту и открывает его. Он достает из холодильного отделения для вин бутылку шампанского и, немного попотев, с истинным удовольствием и удовлетворением откупоривает ее. Налив шампанское в два бокала, он спрашивает:

      – А вы действительно заплатили бы двойную цену?

      – Да.

      – И не сказали это, чтобы меня позлить?

      – Зачем это мне? Вы мне симпатичны: вот, вы меня даже угощаете отличным шампанским, – говорю я и беру бокал. – К тому же оно идеальной температуры, именно такое, как мне нравится. Нет, я бы никогда не захотел вас злить.

      – Надо же…

      Хозяин поднимает свой бокал вверх, в мою сторону.

      – Я же говорил моему адвокату, что мы могли бы запросить и больше… – ворчит он.

      Я пожимаю плечами и не говорю ничего – даже про те десять тысяч евро, которые я дал его адвокату, чтобы тот убедил хозяина принять мое предложение. Я чувствую на себе его встревоженный взгляд. Кто знает, о чем он сейчас думает.

      Он кивает головой и улыбается: похоже, я его убедил.

      – Что ж, хорошая сделка, я доволен… Давайте выпьем за счастье, которое приносит этот дом.

      Он решительно подносит бокал ко рту и одним махом его осушает.

      – Вот скажите-ка мне… И как это, интересно, вам удалось оставить за собой этот дом, как только я выставил его на продажу?

      – Вы бывали в магазине «Виничио» – там, на горе? Знаете, где он?

      – Еще бы, как не знать.

      – Так вот: я, скажем так, давно знаком с его хозяином…

      – Вы подыскивали себе дом в этой местности?

      – Нет, я хотел знать, когда вы решите продавать свой.

      – Именно этот? Этот и никакой другой?

      – Именно этот. Он должен был стать моим.

      И я мгновенно переношусь назад, в прошлое.

      Мы с Баби любим друг друга. В тот день она со всем классом поехала во Фреджене, в ресторан «Мастино», отмечать наступление тех ста дней, которые остаются до выпускных экзаменов. Она видит, как я подъезжаю на мотоцикле, и подходит ко мне, улыбаясь такой