Прекрасный белый снег. Валерий Арефьев

же вам, девушка, милая, закрытое отделение! Вы слышите? Не пустят всё равно! А и пустили бы, что толку? Его сейчас в реанимацию! Сказал же ведь! Всё! Девушка! Отойдите! Да отойдите вы, женщина, от двери, наконец! Нам ехать надо! Завтра приезжайте! Утром! Да, в Купчино! Ну сколько же можно! Да что же это такое?! Сколько вам нужно повторять?! Оформляем по расписке! Да! С документами, утром приезжайте!

      Тут Светка, начинавшая уже опять было тихо подвывать, достала торопливо мокрый скомканный платок, размазывая остатки туши по щекам, вытерла лицо и вытащила из кармана халата кошелёк:

      – А может… товарищ доктор? Может, это… как-нибудь поможет? – дрожащими пальцами, наугад, нащупала крупную купюру, протянула в салон скорой.

      – Ладно! Не переживайте! Не волнуйтесь, девушка! – и деньги исчезли в темноте. – Не таких возили! Доставим! В полном порядке довезём! Всё, мы поехали! Время – деньги! Утром приезжайте!

      И с этими словами дверь закрылась, водитель включил мигалку, скорая развернулась и выехала со двора. И они увезли его. Увезли… А она осталась. Одна. Одна в этой жуткой ноябрьской поздней ночи. Трясущимися руками достала сигарету, зажигалку и нервно закурила, глядя вслед скорой, пропавшей в темноте. Светка стояла в своём огромном, невзлюбившем её за что-то, тёмном и пустом дворе-колодце и молча плакала. Тихонько всхлипывая, размазывала слёзы и сопли по щекам и плакала… Всхлипывала и тихо плакала… Из глубины чёрного ноябрьского неба, яростными огромными хлопьями кружась в ночи, на каменный равнодушный город беззвучно падал мягкий снег. Ко всему на свете безразличный, прекрасный белый снег…

      К тому времени, когда Веня проснулся окончательно, уже смеркалось, за окнами, в накрывающей постепенно больничные корпуса ноябрьской холодной темноте, всё теми же мягкими большими хлопьями кружился снег. Над головой, огромной круглой шайбой под высоким потолком, матово-бледным светом сияла неоновая лампа, откуда-то немного слева лёгким беззлобным матюжком негромко доносились голоса и стук костяшек. Судя по всему, играли в домино. «Всё! Рыба! – раздался вдруг довольный громкий возглас. – Считаем спички, психи! Бабки подбиваем!»

      Он потянулся, приподнял голову немного, повернулся к игрокам:

      – Здорово, мужики! Кто ведёт?

      Несколько человек в мягких, жёлтой полоской, застиранных пижамах, забивавших, видимо, козла, тут же развернулись в его сторону.

      – О! Здрасьте! Проснулся, самоубийца! Ну здорово! – громко и весело, улыбаясь во весь свой щербатый рот, сказал один из них – судя по голосу тот самый, что объявил недавно рыбу. – Наше вам с кисточкой! Живой?

      С этими его словами мужики все разом встали и обступили Венькину постель.

      – Живой, живой… – сник как-то тут же Веня. – И всё-то вам известно… У вас тут что, разведка?..

      – Ага! Разведка! Разводка… Тебя как величать-то, чудо? – улыбнулся вновь щербатый.

      – Родители Вениамином называли, – выдавил из себя Веничка, – а в школе