Когда человек не дышит. Сергей Куприянов

пыталась поймать их ладошками, но её попытки спасти Серёгу от этой бомбардировки были безуспешны. Чуть изогнувшись, Серёгин открыл рот и, клацнув зубами, поймал несколько капель воды, девушка испуганно отпрянула и скромно опустила глаза.

      – Привет, – сказал Серёгин, прокашлявшись.

      – Доброе утро, – тихонько проговорила она, как бы собираясь с мыслями, – это не дождь, – сказала, глянув в лицо Сергею. И, видимо, убедившись, что он ничуть не сердится, добавила: – Это роса такая обильная, дождь вчера был, дак ни одной капельки не капнуло, а сейчас вот, – и она глянула на формировавшуюся прямо над Серёгиным лицом каплю.

      Он покосился в сторону: косые солнечные лучи, проходя сквозь редкий ельник, расправлялись с последними клочками тумана, прокалывая и разрывая его, а на небе действительно не было ни облачка. Он снова взглянул девушке в глаза, глаза у неё были большие, уставшие, грустные и какие-то виноватые.

      – А что, если его встряхнуть?

      – Встряхнуть? – глаза у неё стали ещё больше.

      Серёгин уже высвободил руку из-под укрывавших его шкур и дотянулся до тоненькой берёзки сантиметров семь в диаметре, на высоте полутора метров к ней была подвязана перекладина, на которой и держалась часть крыши – Серёгин сначала потихоньку, глядя девушке в глаза, а потом и несколько раз со всей силы ударил по этой опоре. Накопленная из ночного воздуха влага рухнула вниз. Тысячи капель, объединяясь, иль, наоборот, разбиваясь на ещё большие тысячи, устремились навстречу земле и к Серёгиному лицу. Да и та, которую вчера называли Лизаветой, тоже подняла удивлённые глаза навстречу спровоцированному Серёгой дождю.

      – Слышал я, что если роса обильная, то дождя не будет, врут, наверное, бессовестно врут, – еле сдерживая смех, проговорил он.

      – Говорила бабушка, что росой надо умываться, но, чтобы так, – восстанавливая перехватившее дыхание, утирая лицо ладонями, проговорила девушка, и они расхохотались.

      – Верно говорила бабушка, быстро на поправку пойдёшь, – сквозь смех сказала девушка Лиза.

      – Тебя ведь Лиза зовут?

      Та в ответ кивнула:

      – Кормить тебя надо. Сейчас кисель овсяный, а к вечеру, наверное, рыба будет.

      – Лиза, а одежда моя где?

      – Если встать сможешь, то и одеться тоже. Одёжу дам, ну только твою одёжу бабушка сожгла, беду она принести может, вон только обутки оставила; славные, говорит, тапочки, понравились они ей.

      Теперь Серёгин смотрел широко раскрытыми глазами:

      – А сумка, сумка такая, на ремне, синяя, – упавшим голосом почти простонал Серёга.

      – Синяя? Да вот она, кикимора, та, которая Ирина, говорила, что ценное там, что переживаешь за неё шибко, вот она.

      – Ты и про кикимору знаешь?

      – Что знаю?

      – Ну… – Серёгин замешкался, – то, что они есть.

      Лиза расхохоталась так неподражаемо и непринуждённо, что Сергей забыл, о чём её спросил.

      – Да я всё про них знаю, экая невидаль…

      Серёгин