Разбойничья злая луна. Евгений Лукин

много воды – какая нам разница, если туда все равно не добраться!.. Не думаешь же ты, что я и впрямь найду выход к морю?

      – На что же ты тогда надеешься?

      Теперь уже затосковал Ар-Шарлахи. С надеждами дело обстояло из рук вон плохо.

      – Жду, когда колесо отвалится, – буркнул он, с запоздалым сожалением вспоминая набегающий прямо по курсу красно-черный обломок. Не скомандуй он тогда рулевым – глядишь, и впрямь запороли бы колесико…

      – У всех кораблей сразу?

      – Послушай, – сказал он сквозь зубы. – Что бы ты там ни затевала, твоим сообщником я все равно не стану. Считай меня трусом, шутом, пьяницей, но пойми ты: я ненавижу бунт! Я ненавижу кровь!.. Все, о чем я мечтаю, – это чтобы меня оставили в покое!

      Недоуменно сдвинув брови, Алият пристально смотрела на Ар-Шарлахи.

      – Нет, все-таки ты дурак… – с сожалением решила она наконец. – Ну кто же теперь оставит тебя в покое?

***

      К вечеру под колесами зашипели белые барханы Чубарры. Ветер стих. Быстро схлынули серые сумерки, и наступила ночь – беспокойная ночь полнолуния, толкающая людей на отчаянные дела и опрометчивые поступки. Именно в такие ночи удаются самые дерзкие грабежи и дворцовые перевороты. Разбойничья злая луна становится идеальным диском, и особенно четко обозначается на нем голубоватый контур верблюдицы – матери четырех верблюдов, на которых предки спустились когда-то с горных отрогов Харвы. Души погонщиков, обитающие теперь на луне, слетают в эту ночь на землю, чтобы смутить покой своих потомков, лишить их сна, нашептать безрассудные замыслы… И предкам не объяснишь, что времена изменились и что слово «разбой» для выученика премудрого Гоена означает вовсе не подвиг, а нечто совсем иное.

      А следующей ночью луна пойдет на ущерб, и тревога понемногу уляжется, душа прояснится…

      Караванный был настолько мудр, что не рискнул ползти в ночном безветрии черепашьим шагом – приказал сделать остановку до утра, надеясь завтра воспользоваться господствующим здесь восточным ветром и двинуться в путь под всеми парусами.

      Облитый жидким серебром караван припал к светлому от луны песку подобно четырем огромным скорпионам. Ар-Шарлахи не спалось. Он сидел, ссутулившись, как бы разрезанный пополам полосой холодного света, бьющего в пол из широкой амбразуры, и с тоской думал о том, что будет завтра. Сколько еще времени ему удастся морочить голову досточтимому Хаилзе, делая вид, что и впрямь не может отыскать проход в скалах, который был где-то здесь?..

      В противоположном углу зашуршали, зашевелились смутные белые складки – Алият тоже маялась бессонницей. Наконец села, звякнув цепью.

      – Оказывается, горы такие высокие… – расстроенно сказала она. – Как они там вообще жили?..

      – Кто?

      – Предки… и верблюды…

      – Да не жили они там, – сказал Ар-Шарлахи. – В горах долго не проживешь: снег, лед…

      – Но они же спустились с гор!

      – Правильно. Спустились. А в горах не жили. Они пришли из-за гор, с той стороны, понимаешь?

      Некоторое время Алият с озадаченным видом переваривала услышанное.