Разрешите вас пригласить. Мария Новик

моя динь. – Я умоляю тебя, Тоня, прости меня! Я дурак! Я просто идиот, прости меня. Я что угодно сделаю, только не уходи. Я прошу! – затараторил он. – Посмотри на меня, Тоня. Ну же, посмотри на меня, милая.

      Он несмело взял край одеяла и медленно потянул. Ожидая встретить сопротивление, контролировал каждое своё движение. Сначала показались взъерошенные спутавшиеся волосы, потом бледное лицо, которое не выражало никаких эмоций. Дальше такое же бледное плечо. Мужчина остановился. Он отпустил одеяло и взглянул на замершую жену.

      Пусть смотрит. Это сделал с ней он. Тот, кого она любила. Тот, за кого вышла замуж. Тот, кому она мечтала подарить ребёнка.

      – Тоня… – муж провёл пальцами по её щеке. – Посмотри на меня. М? Один раз посмотри.

      Антонина выполнила просьбу и повернула голову. Гриша ошарашенно глядел на неё, будто не веря в то, что сотворил. Прежней Тоня не будет, лишь снова сломается, если простит. Прощение, доверие, чувства – обо всём можно забыть.

      Тоня поднялась и села. Она в один миг словно перестала всё понимать: где находилась, что делала, кто перед ней. Провела трясущейся ладонью по своим волосам, пригладив их слегка. Григорий положил руки ей на колени и попытался прильнуть к ним лицом, но Тоня отстранилась и встала с дивана, откинув одеяло.

      Неслышно, словно призрак, ступая босыми ногами по полу, она прокралась в мертвенной тишине в ванную и закрылась там. Села на край ванны. Сгорбившись, как старуха, Антонина завывала, роняя слёзы на кафельный пол. Стены давили на неё, а отчаяние вгоняло кол в сердце. Осталось только лечь в гроб. «За что мне всё это?» – носилась лихорадочно мысль, заставляя рыдать ещё сильнее.

      Боль ломала рёбра, руки тряслись, в висках стучало. Хотелось сказать мужу: «Я подаю на развод», но рот словно склеился намертво. Она скулила и завывала подобно избитой собаке. Противоречия мучили её.

      Голова закружилась, все мысли собрались в одну острую иглу и принялись пронзать воспалённое сознание. С той стороны двери раздавался тихий приглушённый голос мужчины, которого Тоня любила до беспамятства до сих пор. Даже сейчас, плача и икая от слёз, она мучилась от этого чувства, не в силах противостоять самой себе.

      Но и простить его не могла.

      Наконец, спустя несколько часов мучительного раздумья, когда слёз уже не осталось, Антонина включила воду, умылась, снимая остатки сомнения с себя, подержала на лице полотенце, стиснув его пальцами крепко, а потом вышла из закутка.

      Она шла по коридору, ведомая мыслью о том, что скажет мужу. Он ждал. Сидел на диване, обречённо глядя себе под ноги. Теребил обручальное кольцо на пальце, словно желал, чтобы оно втёрлось под кожу и осталось там навсегда. За столько лет супружеской жизни они всё же научились понимать друг друга. И Тоня надеялась на то, что думала правильно. Гриша сожалел. Ему было тяжело терять то, что стало привычным. Он начал изменять и возможно сам ушёл бы месяца через три-четыре из семьи. Но сейчас наверняка