Заклятие домового. Виктория Романова

для хлеба вчера помыла и положила в выдвижной ящик стола. Шорох, едва слышимый, даже не понимаю, в какой части квартиры. Ш-ш-ш-ш, хрусь! От страха втягиваю живот, дыхание замирает, толчки крови отдаются гулкими ударами в висках «Бу-у-ум, бу-у-ум!».

      Привет! Меня зовут Вика, и мне страшно. Я не понимаю, что происходит и почему только под утро. Ещё несколько дней назад всё было нормально. Обычная жизнь обычной матери с ребёнком. Работа – садик – дом: вот и все радости жизни.

      Преодолевая страх, откидываю одеяло, касаюсь ступнями ворсистого половичка у кровати. Ощущение домашнего уюта придаёт немного уверенности; иду на кухню. Хорошо, что сейчас лето, и в пять утра уже светло, поэтому не так страшно. Делаю осторожные шаги, стараясь не шуметь, крадусь, непонятно, правда, для чего. Если там кто-то есть, я просто упаду в обморок. Нет, так нельзя, в соседней комнате спит дочка, оставить её один на один с моими страхами просто не могу. Даже не знаю, что буду делать. Кричать? Тоже нельзя: ребёнок испугается, семилетние девочки не отличаются особенной храбростью.

      Закрыла от страха глаза и шагнула на кухню. Сердце замерло, задрожали коленки, на руках появились мурашки. Собрала остатки храбрости и открыла один глаз. Никого. Выдохнула. Ну а кого я ожидала здесь увидеть, если дверь закрыта на три замка, установленных ещё моим супругом? Хороший был муж и отец, хозяйственный, нас с дочкой любил, жаль, прожили всего три года: погиб в аварии. Притупленное с годами чувство несправедливости судьбы накатило новой волной. Ну почему именно мой супруг должен был погибнуть? Сердце привычно сжалось при воспоминании о нем. Стараясь не поддаваться эмоциям, я решила сосредоточиться на чем-то обыденном. Ну да ладно, все слёзы уже давно выплаканы.

      Стало понятно, как нож появился на столе – это дочка разрезала им эклер на две половинки. Одну съела сама, вторую мне принесла, моя маленькая заботливая принцесса. Она, кстати, ничего подозрительного или необычного не заметила, я спрашивала её не один раз.

      С укоризной посмотрела на фигурку глиняного домового с маленьким веничком в руках, висящего на стене в деревянной рамке. Он вроде должен хранить уют в доме, или нет?

      – Ты почему за домом так плохо следишь? Почему я просыпаюсь от ощущения, что ко мне кто-то дотрагивается? Почему я слышу шорохи, которые меня пугают? – спросила, глядя на него.

      Казалось, личико глиняного хранителя домашнего очага изменило своё выражение. Из добродушного превратилось в виноватое. Да нет, конечно же, показалось. Его мне подружка подарила дней десять назад, сказала: «Пусть у тебя в доме хотя бы такой мужик будет». Посмеялись, выпили по бокалу вина и разошлись. А красные пятна на штанах домового – моя кровь, я палец штопором проколола, ну так мужика-то не было вино открыть. Укололась, дёрнула рукой, вот кровь и попала на него, хорошо, что не на светлые обои кухни.

      Неделю назад проснулась от ощущения, что меня кто-то гладит по ноге. Спала в одних трусиках: жарко, на градуснике в восемь утра уже плюс двадцать пять. Сон снился женский, приятный. Он уже не был таким крепким, я понимала, что просыпаюсь – посильнее зажмуривала глаза, чтобы продлить сладкие секунды того, что происходило со мной в царстве морфея. Но пробивающиеся сквозь плотные шторы солнечные лучи яркими светлыми пятнами размывали чувства и ощущения. Жаркие мужские руки из сна превращались в размытые силуэты и уже не доставляли удовольствия поглаживаниями и наглостью пальцев. Я поняла, что проснулась, и лежала, всё ещё во власти ночных эмоций, стараясь отчётливее вспомнить ночные приключения. Казалось, одно небольшое усилие, и всё вернётся, унося меня в загадочные и чувственные миры ночных фантазий. Но, увы, это было невозможно: сон всё больше и больше растворялся в пении птиц, солнечных зайчиках и запахе цветущих на балконе цветов.

      С удивлением поняла, что до сих пор чувствую прикосновения к ноге мужской руки. Лёгкие, нежные касания от щиколотки и чуть выше, робкие поглаживания, словно осколок сна, зацепившийся за ткань реальности. Снова зажмурила глаза, радуясь, что остатками сна можно продлить этот приятный момент.

      Но, к моему удивлению, поглаживания продлились не пару секунд. Они не просто не исчезли, они стали ощутимей и настойчивее. Рука двинулась вверх от щиколотки, скользя по ноге, преодолела коленку и не собиралась останавливаться. Рука уже была осязаема: крепкая, мужская, с сильными пальцами. Слишком реально для нереального. Я вздрогнула и открыла глаза.

      Ничего и никого. Лишь лёгкое движение воздуха передо мной. Я даже не была уверена, видела это наяву или спросонья просто показалось, что воздух на мгновение сгустился. Да нет, обман зрения.

      С наслаждением потянулась. В воздухе, купаясь в солнечных лучах, висели золотистые пылинки. Они создавали настроение доброго, светлого утра и домашнего уюта. В сто первый раз дала себе обещание достать из кладовки стремянку и протереть шкафы.

      Мысли о странном утреннем происшествии выветрились из головы ещё до обеденного перерыва. Шеф зверствовал, драл по три шкуры и хотел невозможного. Но сделать то, что он требует, можно было только с помощью волшебства.

      К пяти часам вечера общая истерия