Подарок на всю жизнь. Карлос Гонсалес

уровень кислорода в крови более стабильны при сосании груди, чем при сосании из бутылочки. Младенцы рождаются приспособленными для сосания, их мускулы и рефлексы особым образом на него настроены, в то время как сосанию из бутылочки им надо научиться.

      Проблема не в том, что проще или сложнее, а в том, что процессы эти – разные. Для извлечения молока из груди (не считая тех нескольких капель, что вытекают сами) надо ритмично давить языком назад. Этим движением малыш не только высасывает молоко, но еще и удерживает грудь глубоко во рту, что помогает сосать лучше. А вот из бутылки молоко вытекает само, задача же ребенка – добиться, чтобы оно прекратило течь, пока он глотает. Для этого язык движется вперед, выталкивая соску изо рта наружу. Чтобы она не выпала совсем, у всех сосок и пустышек на конце утолщение, вроде шарика. Ниже шарика соска сужается, чтобы ребенок мог сосать ее с почти закрытым ртом; если бы он широко раскрыл его, как это необходимо для сосания груди, шарик бы не помог, соска неизбежно выскользнула бы у него изо рта.

      Некоторые подросшие младенцы без малейших проблем переключаются с груди на бутылочку (или пустышку) и обратно, всякий раз двигая языком и губами именно так, как надо. В первые недели жизни, однако, многие дети сильно путаются; если им хорошо удается один вариант сосания, то с другим они упорно не могут справиться. В первые дни жизни ребенка матери зачастую рассказывают: «Грудь он просит постоянно, но пустышку ему никакими силами не впихнешь!» (отметим попутно: «постоянно» означает здесь «чаще, чем раз в три часа»), а многие другие при этом восклицают: «Грудь не берет, и не пойму, почему, соску-то сосет постоянно!» (понятно, что здесь не работает стандартное объяснение: «Грудь не хочет, потому что не высасывает из нее ничего», – ведь из пустышки никогда ничего не высосешь, а эти дети ее сосут).

      Когда новорожденного впервые пытаются покормить из бутылочки (например, чтобы не будить маму посреди ночи), часто бывает так, что пить из нее он не хочет. Молоко на вкус странное, сосок тоже какой-то странный, жесткий и непривычной формы, а кроме того, когда он пробует сосать так, как сосал бы грудь, молоко вытекает так быстро, что малыш давится. Он отпускает соску, плюясь и плача. Но медсестра настаивает. Добрая скажет примерно так: «Ну-ну, ты же хорошая девочка, все хорошо, пей молочко, пей!» Если медсестра в плохом настроении, то говорить будет иначе: «Хватит уже капризничать, нечего тут!» Но в любом случае настаивать будут обе. Через несколько секунд малышка заметит, что если двигать язычком вот так – то не давишься. «Умничка! Видишь, как просто?» – скажет первая медсестра. «Ну и было бы из-за чего орать!» – скажет другая.

      Несколько часов спустя, когда новорожденного возвращают маме, он думает то же, что потом будет произносить тысячи раз: «Мамочка, смотри, как я могу!» Он пытается обращаться с грудью так же, как только что научился обращаться с соской, – толкает ее языком. Как ни удивительно – и как ни грустно, – грудь при этом выскальзывает изо рта. Ведь на кончике материнского соска нет шарика, все груди мира к концу сужаются.

      «Он не хочет брать грудь и плачет», – говорит растерянная мать. Она устала от родов, в ней бушует гормональная