Во всем виновата книга – 2. Элизабет Джордж

я достал Евангелие от царицы Савской и вернулся к его изучению, попутно переводя фразы с латыни и записывая их в отдельную книжицу:

      «Призывая Безымянную Старуху, Давшую Жизнь Пятерым Бледным, повели, чтобы агнец был одурманен, но не убит. А призвав Старуху, возьми выкованную тобой железную иглу и зашей слова в плоть живого агнца…»

      К моему изумлению, на середине третьего абзаца у меня закружилась голова. Задыхаясь, я сорвал с лица очки. Сердце прыгало, как рыбка в солнечный летний день. Тошнота, которую я приписывал дешевой еде и недостатку в ней мяса – мой намеренный выбор, – усилилась.

      Доведет ли меня древний фолиант до кончины? Может ли такой предмет вливать в меня зло через чернила? Забавно, если любителя книг убьет книга, – но бывали и более странные случаи. Я ведь изучаю парадоксы.

      Я бросил свою работу и, хватая воздух ртом, распахнул окно своего кабинета, а потом завернул книгу в ту же темную ткань. Наверняка есть научное объяснение для этого феномена. Должно быть, ибо два остальных варианта не выдерживают никакой критики: либо я сумасшедший, либо на моих глазах тонкий механизм вселенной рассыпался на части.

      До чего же занятные отношения установились среди членов братства. Их разговоры преследуют меня, как раз когда я отхожу ко сну, когда я грежу об удивительной и наивной улыбке Летти или о безудержном смехе Грейс. Давление в груди, ощущение, которое я приписал внезапному резкому падению температуры в Лондоне, усилилось до ломающей кости боли, словно меня ударили по сердцу железным ломом.

      Может быть, все-таки стоит сходить к врачу. Или к священнику.

ПИСЬМО, ОТПРАВЛЕННОЕ КОЛЕТТ ЛОМАКС А. ДЭВЕНПОРТУ ЛОМАКСУ, 19 сентября 1902 года

      Любимый мой!

      Это ужасно, это несправедливо по отношению к тебе, но сейчас я не могу писать пространно. Прости меня. В Страсбурге нет каналов, а ты знаешь, как я успокаиваюсь при виде воды, когда нахожусь в смятении; между тем меня снова позвали, хотят провести перед герцогом, как циркового пони. Я так тоскую по дому и по хорошей пинте горького пива – хотя ты знаешь, что в пиве я ничего не понимаю, – и еще по нескольким минутам тишины.

      С любовью,

      Колетт Ломакс

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА А. ДЭВЕНПОРТА ЛОМАКСА, 19 сентября 1902 года

      Онемение в руках усиливается. Каждый раз, когда я беру Евангелие от царицы Савской, оно проникает мне в вены и разливается по внутренностям, как плохой алкоголь.

      Не могу заставить себя сделать с этим хоть что-нибудь. В конце концов я отложил его – но на несколько часов позже, чем следовало бы. Почту сегодня принесли как обычно, я разобрал корреспонденцию, мы сели ужинать, я почитал Грейс «Тысячу и одну ночь», поработал над переводом и наконец открыл дневник – и вот я признаюсь, что не тревожусь, отравляет меня эта губительная книга заклинаний или нет. Я хочу бороться, отчаянно хочу. Меня позорит это безволие, эта тоска. Грейс начинает замечать, а она не заслужила всего этого. Кто должен оградить ее от таких вещей, если не отец?

      Всей душой надеюсь, что в руки Грейс никогда не попадет