На грани небытия. Сборник рассказов. Александр Адамович Славинский

второй раз призрака видел? – спросил Иван, неспешно шагая между памятниками.

      – Второй… – Лука задумчиво почесал лоб. – Ага. В тот год померла моя соседка, баба Нюра. Пяток лет тому. Напарник тады прихворнул. Значит, иду я, о призраке уж и забыл, ведь является не каждый год. И вот гляжу – кто—то сидит у памятника. Я думаю о своём, и не смекнул, шо та самая могилка. Но тут чую – со мной неладно. Дыхалку спёрло, и ноги не идут.

      – Испугался?

      – А то. О призраке тут же вспомнил. Он сам голубой, а глазища красные, злые, тошно у покойной жёнушки, кады пьяным домой заваливал. Тут я и разглядел бабу. Молода, пригожа. Волосы длинные, до пояса. Но така огромна, шо пришлось голову задирать.

      – А она? – не выдержал Иван.

      – Баба та вытаращилась на меня, мол, чё припёрся? А я онемевши. В башке крутится токо одно: как бы с ентой красоткой самому дьяволу не представиться.

      – А дальше что?

      – Да поглядела она на меня, дурака старого, и пропала, – фыркнул Лука. – А я до утра промаялся. А днём к попу в церковь – мол, так и так. А тот лишь спросил: «Пил с вечера?» Ну, ессно, саму малость. А как тут не пить? Совсем рехнуться можно. А поп и выдал – мол, бела горячка у меня. Я, значит, смекнул, могет и так. Любил я побаловаться хмельком. А кады домой пришёл, глянул в зеркало – а волос—то седой.

      – И больше призрака не видел?

      – Не—а. Я, значит, опосля хотел узнать, кто похоронен под тем камнем. Эпитафии—то нет. Важный, небось, человек – генерал, али помещик какой. Но большевики спалили архивы. Так—то вот. Ну, а ты, Иван, когда седину в причёску запустил?

      – Было дело, – поскрёб тот щетину.

      – Горе какое, али шо?

      – А—а—а, – махнул Иван рукой. – Пьянка всё.

      – Да. Всё от неё, проклятой. Ну, так расскажи, всё утро ближе станет.

      Иван и Лука свернули на асфальтированную дорожку, огибавшую кладбище. Обычно сторожа по несколько раз за ночь делали обходы, чтобы народ лихой не надругался над памятниками.

      – Да что рассказывать? – вздохнул Иван. – Летом было дело. Работал я в деревне. Ну, тяпнули с мужиками, как водится. Да, видать, перебрали.

      – Во—во, – кивнул Лука. – А отсель и все беды случаюца.

      – Не помню, как домой шёл, – продолжил Иван, не замечая, что опять свернул на дорожку к памятнику с выбитой датой. – Вдруг услышал голос – такой громкий, что уши заложило. Он говорил так сурово: «За грехи уготовано тебе место в аду». Ну, мне спьяну и привиделось, что Господь судил меня и к дьяволу отправлял, в преисподнюю. Испугался я сильно. Упал на колени и так усердно молился, аж слёзы из глаз. А голос ничего больше не говорил, лишь траурная музыка играла. Я решил – по мне. Загубил, дурень, свою душу. Тут вспыхнул свет, люди пошли, и я прозрел. Оказалось, на коленях в канаве у летнего кинотеатра поклоны отбивал. Рядом пацаны стояли и со смеху давились. А утром дома в зеркале себя не узнал – белым стал.

      – Ну, и каково на небе—то? – спросил Лука, ухахатываясь в бороду.

      – Не до смеха