Три четверти тона. Анна Аксельрод

же, что и вы сейчас.

      – Есть вариант получить фрагмент опухоли во время операции, то есть понять, откуда именно она растет изначально. А когда уже известен первичный источник, можно выбрать вариант наиболее действенной к нему химиотерапии.

      – Они так и сказали…

      Мы договорились о контрольном визите и расстались. Я уехала смотреть пианино и в тот же вечер пообещала пожилой хозяйке забрать его. Через неделю в доме появился новый деревянный жилец, бесцеремонно выселивший большой аквариум с рыбками на самое неправильное место под прямой солнечный свет. Я договорилась о встрече с родственником Денисом, профессиональным настройщиком.

      Через четыре часа Денис грустно пил чай:

      – Ань, зря ты мне не позвонила оттуда. Наиграла бы в трубку, я бы даже по телефону сказал тебе: не бери его.

      – А мне нравится, правда!

      – У тебя абсолютный слух?

      – Нет, обычный.

      – Ты слышишь, что оно настроено ниже, чем надо?

      – Да, слышу.

      – На три четверти тона ниже! И выстроить по-другому я не могу. Пока не отремонтирую его капитально, так и не смогу.

      – Ничего! И пусть не держит строй долго – будет повод почаще встречаться!

      Денис ворчал, что это неправильно.

      Мы дружно улыбались и качали головами: нам все равно хорошо.

      Так начались музыкальные вечера и нашествия по выходным. Друзья и соседи вспоминали классический репертуар музыкальных школ, городские романсы и даже танцевали вальс в гостиной. Конец ноября принес много новых консультаций на работе и несколько встреч с тем безнадежным больным по имени Владимир Алексеевич.

      В декабре снова объявился его сын Алексей:

      – Мы выписались. Операция не получилась совсем: все оказалось так сильно спаяно, что отца разрезали и зашили. Был консилиум в операционной. Даже фрагмент опухоли побоялись взять, сказали, высокий риск кровотечения…

      Мне было жаль их обоих, и я старалась найти правильные слова:

      – Вы сделали все что могли, Алексей. Я готова работать с ним дальше, сколько бы ему ни осталось…

      Субботние музыкальные вечера пролетали один за другим. Денис снова приехал подтянуть несколько звуков:

      – Нда… Ну и ладно!

      В тот же вечер мне пришло сообщение от Алексея:

      – Я все понимаю, наверное, мой вопрос глупый. Но когда мы выписывалось, мне сказали, что отец проживет около двух недель. А прошло уже почти два месяца. И он говорит, что чувствует себя лучше…

      Они приехали через два дня, и я увидела то, что совсем не ожидала увидеть: вместо постоянной формы фибрилляции предсердий на ЭКГ регистрировался синусовый ритм, одышка и отеки ушли полностью, а фракция выброса при проведении трансторакальной эхокардиографии перевалила за 50 процентов.

      Дед упорно хотел жить. Сын Алексей попросил совета:

      – Он и правда улучшился?

      – Да, по моей части – безусловно. И я не ожидала, что он улучшится настолько.

      – Он просто принимал все то, что