Бесстрашная Игрэйн. Корнелия Функе

бега. Скажи, что мы не сможем присутствовать, мой ангел. Хорошо? – И он тут же снова исчез в окне – ещё до того, как Игрэйн могла ему напомнить, что она вовсе не считает лошадиные бега скучными.

      Конюший въехал во двор крепости. Его лицо было красным, как чародейская мантия родителей Игрэйн, а взмыленная лошадь хрипела. Игрэйн принесла ей ведро воды и насухо вытерла пучком соломы, пока её хозяин обессиленно сползал из седла.

      – Ну и погода! – с трудом переводя дух, сказал Бертрам. – Чёрт! По мне так пусть уж лучше льёт как из ведра. Где твой отец, Игрэйн?

      – Колдует мне подарок ко дню рождения, – ответила Игрэйн, отводя гриву со лба лошади. – Увы, ты им помешаешь. Что, баронесса устраивает скачки?

      Конюший покачал головой:

      – Нет! Хотел бы я, чтоб это было поводом моего прибытия, но, к сожалению, у меня совсем другие вести. Позови родителей, Игрэйн, с подарком придётся повременить.

      Дурные вести

      – Что случилось, Бертрам? – спросила прекрасная Мелисанда, входя с сэром Ламораком в рыцарский зал.

      Альберт конечно же тоже явился, пусть Игрэйн и велела Сизифу ему передать, что хотя бы он должен остаться и дальше колдовать над её подарком. Волосы брата были покрыты серебристым блестящим порошком, и родители выглядели не лучше, но конюший всё равно низко поклонился прекрасной Мелисанде.

      – Тревожные вести, ваша милость, – сказал он.

      Отец Игрэйн озабоченно поднял брови:

      – О нет! Неужто старая баронесса…

      – Нет-нет! – Конюший опасливо огляделся, как будто картины на стенах могли подслушивать. – Она здорова, но несколько дней назад к ней нагрянули непрошеные гости – её злосчастный племянник Осмунд, которого все зовут не иначе как Алчный, и начальник его крепости, который поднимает забрало, только когда ест.

      – О, он рыцарь? – Игрэйн присела на край длинного стола, на котором ещё её прадедушка Пелей выцарапал свои инициалы. – А какие у него доспехи?

      – Его доспехи все – от шлема до ножных лат – покрыты железными шипами, – ответил Бертрам. – Они так же ужасны, как и человек, который их носит. Вчера утром, – продолжил он, понизив голос, – когда я как раз велел покормить лошадей, Осмунд вдруг ни свет ни заря объявил, что баронесса якобы отправилась в паломничество и вернётся не раньше чем через год. И представьте себе, он утверждает, что тётушка назначила его на это время владыкой Дюстерфельса и всех её владений.

      – Баронесса отправилась в паломничество? – Сэр Ламорак нахмурился. – Она же покидает свои покои только для того, чтобы проверить, всё ли в порядке с её лошадьми.

      – Или чтобы выпить медового пива, – добавила Игрэйн.

      – Вот именно! – Бертрам кивнул. – Никто не видел, чтоб она уезжала, и в конюшне её не было. Думаете, она бы ушла, не попрощавшись с Ланселотом, её любимым конём? Спросите у вашей дочери. Игрэйн частенько навещала баронессу.

      – Это невозможно, – подтвердила та, вытирая голубиный помёт с кольчуги. – Баронесса даже спать не ложилась, не навестив Ланселота. И каждое