Этюды из жизни глубинки. Рассказы. Книга первая. Николай Тимченко

крошечное пространство. Воспоминания могут неторопливо красться, как искорка по сухому стебельку травинки, способны нестись сплошной стеной лесного пожара, подгоняемого ураганным ветром, нестись огненной лавиной. С одними приходит тепло и ощущение уюта, другие – обжигают, делают больно, от них ни убежать, ни спрятаться. А третьи – подобны взрыву, сравнимому быстротечностью с молнией, способны поразить, ковать воображение и мышцы не только рассказчика, но и слушателя. Воспоминания о войне подобны солнечному затмению, где затмеваться приходится разуму. Не хочу возвращаться к тому периоду жизни. В воспоминаниях – тоже.

      Без проблем расскажу мирные истории. Для порядка скажу, откуда я здесь. Родился и рос в Прокопьево – была на Кове́[2]¹ такая деревенька, одна из семи. Кова́ и тогда была судоходна только для моторных лодок, да и то не на всех участках. Не все пороги можно пройти на моторке. О таких лодочных моторах, как сейчас «Вихрь», тогда и не мечтали. И Ангару, и Кову в те времена бороздили лодки под пятисильными моторами «ЗИФ» и «Стрела». Мотор «Москва», мощностью десять лошадиных сил считался верхом мечтаний, был редкостью. Кстати, а сколько сил у современного «Вихря»? Верно двадцать пять. Зверь машина, по сравнению даже с «Москвой». Подметили верно, «Ветерок» в двенадцать лошадей сильнее той «Москвы».

      В каждой из семи деревенек, кроме Че́мбы, была начальная школа. Как всякий поковинец, четыре класса я закончил на родине. Нас, живших в деревнях по Кове-реке, до сей поры называют поковинскими. И все мы после четвёртого класса про должали учёбу здесь, в Кежме, или в Болтурино Там при средней школе тоже был интернат. Завозили нас весной и осенью на самолётах, а зимой – иногда по ледовой дороге на санях с конной тягой но обычно – на самолёте. При поездке в санях приходилось кутаться в собачьи тулупы. Чтобы в пути не замёрзнуть, делали пробежки вслед за санями Бывало, подустанешь бежать в тулупе, пошитом на взрослого, хочешь запрыгнуть в сани, а ездовой в это время возьмёт, да и подстегнёт лошадку. Рванёт она, а мы бежим, согреваемся.

      У родственников жили лишь некоторые. И верховских[3], и поковинских, и заимских заселяли в интернат. Мы, поковинские, от каникул до каникул дома не бывали. Кстати сказать, интернат был в этом самом здании. И в той его части, где у девочек проходят уроки домоводства, тоже жили интернатские. Продукты, включая и соления, нам привозили из дома, а повара варили, жарили и пекли из тех продуктов. Ничего, голодными не были. Спустя годы многие уважаемыми людьми стали. Есть даже в Москве большие начальники из поковинских.

      Улов

      Каждый из нас чем-то отличается от других Этой своей непохожестью мы и запоминаемся друг другу. Был у нас Михей Ильич – очень необычен он Я школу заканчивал, когда Михей на пенсию пошёл Но и те, кому он был знаком молодым, знали Ильича таким же. «Не от мира сего» – говорят про таких людей.

      Нет, не думайте, что у него с умом недостача вышла. Ещё как умён наш Михей! Просто какой-то нескладный. И случались с ним истории, которые других стороной обходили. Мальчонкой я был, когда

2

Кова – левый приток в среднем течении Ангары.

3

Верховские – жители тех деревень, которые по течению Ангары выше Кежмы.