d’Рим. Ринат Валиуллин

«Если меня уволят, я с удовольствием займусь чем-нибудь еще. Поработал бы водителем такси или клоуном в цирке, а может, сидел бы дома и сочинял стихи. А может, просто ничего не делал, вот где кайф. Вставал бы поздно, целовал жену, шел в бар смотреть футбол, возвращался, чтобы обнимать ее до самого утра».

      «Такое же широкое лицо и круглое тело, как у мистера Ху», – посмотрела она снова на соседа, который уже спал.

      Она перевернула страницу и наткнулась на стихотворение:

      Как будто мало осени внутри

      как будто ее чересчур снаружи

      мешаем кофе

      шевелим губами

      говорим

      о том о сем

      о том, с кем лето пролетело мимо тела

      о сем, с которыми сейчас сидим

      и улыбаемся

      замазав окна грустным сентябрем

      «Любви, любви» – кипело пеной кофе,

      витрину осени разбить пытаясь, в берегах фарфора

      как не хватает нам какой-то мизерной любви

      мы рвем пакетики

      на раны сыплем сахар

      помешивая ложкой «почему?»

      и пригубив ее, кладем на блюдце:

      «наверное, мы слишком много дружим».

      Иногда приходило вдохновение, и Анна сочиняла. Это тоже было своего рода отдушиной. Всякая писанина помогала ей посмотреть на себя со стороны. В то время как в жизни приходилось наблюдать за другими.

      «Любви, любви», – повторила Анна.

      – Чай, кофе, прохладительные напитки? – вырвала ее из осеннего контекста стюардесса.

      «Раз крепче ничего нет… тогда лучше чай», – ответила Анна в широкой улыбке девушке.

      Рим. Пьяцца делла Република

      Я прибыла из Парижа на поезде. Борис встретил меня на вокзале Термини. Мы тепло обнялись. Вокзал не только место расставаний, но и встреч, однако холодок от первых дает о себе знать, поэтому я вжалась в Бориса всем своим телом.

      – Замерзла, что ли? Так приятно впилась в меня, будто приехала из зимы. Холодный вагон?

      – Нет, вокзал.

      – Извини, не успел нагреть. Но снаружи – лето, пошли, – взял он меня в охапку и скоро мы оказались на улице. – Отчего такая суета, будто перед Новым годом?

      – Все ждут чудес.

      – Но ведь взрослые же люди.

      – Взрослым чудеса нужны даже больше, чем детям, потому что после тридцати без чуда – никуда.

      – Я прямо чувствую, что без чуда мне уже никуда, – приобнял Борис Анну.

      – Сколько автобусов!

      – Пятьсот.

      – Ты уверен?

      – Площадь Пятисот, она так и называется, в честь пятисот итальянских солдат.

      – Которые истекли здесь кровью от эфиопских шотелов и гураде где-то в конце девятнадцатого века.

      – Я вижу, ты тоже в теме? Любишь оружие?

      – Историю, – соврала Анна, неравнодушная к оружию. Каждый раз, оказываясь здесь, я слышу звон металла и вижу реки крови. Я прямо представляю, как все это было.

      – Как?

      – Жарко,