Агнесса. Исповедь жены сталинского чекиста. Мира Яковенко

Ильич приходил к нам пить чай. Мама как-то мне сказала: “А он неплохой, знаешь…” Она тоже стала думать, что я жду Зарницкого напрасно.

      – Ну что же, что неплохой, – отвечала я, – но мне с ним скучно.

      Однажды мы шли по улице втроем – мама, Абрам Ильич и я. И вдруг навстречу нам какая-то особа из “бывших”, предлагает купить у нее персидский ковер, и так пристала: “Купите, купите, не пожалеете”, – что мы завернули к ней посмотреть. Ковер действительно был прекрасный.

      – А сколько он стоит? – спросила мама.

      – Сто пятьдесят миллионов[22].

      – У меня столько нет.

      – А сколько дадите?

      – У меня всего пятьдесят миллионов.

      – Ну, это слишком дешево!

      И вдруг вмешался Абрам Ильич:

      – Я даю еще сто миллионов. Теперь у вас, Марья Ивановна, хватит, чтоб его купить.

      – Спасибо, большое спасибо. Я вам эти деньги верну.

      И Абрам Ильич сам повесил нам ковер над тахтой. Но все это было не то, не то, не то… Я ждала, я не могла поверить, что все кончено после таких встреч и таких писем!

      Не могло этого быть! Я не выдержала, спросила у Лили:

      – Женя тебе пишет?

      – Пишет. А что?

      Я промолчала. Но через некоторое время:

      – Дай мне его адрес.

      – Зачем тебе? – насторожилась она.

      – Я что-то хочу у него спросить.

      Она дала – неохотно. Уж что она вообразила, не знаю. Я запросила Женю о Зарницком. Он мне ответил: “Я ничего о нем не знаю. Мы с ним уже два месяца как расстались, теперь мы в разных частях, в разных местах…”

      Как же я переживала!

      И вдруг… Вижу, идет почтальон по двору, машет издали голубым конвертом… я сразу кинулась искать мелочь. Какая же это была радость, как сразу отлегло, как стало весело, хорошо жить!

      Зарницкий писал, что три месяца лежал в сыпняке, что еще очень слаб, но выздоравливает. А затем пришло еще письмо, что он обосновался в Ростове надолго. “Приеду за вами 16 августа, ждите”.

      – Ну что? – сказала я Лене и Тане. – Что? Кто говорил, что, мол, напрасно ты ждешь? Они молчат.

      И вот шестнадцатое августа.

      Мы жили около вокзала. Вижу в окно – извозчики подтягивают свои фаэтоны к вокзалу, к ростовскому поезду. Мысленно представляю себе: вот пришел поезд, сейчас поедут обратно с седоками. Вот едут! Один проехал – не он… Другой, третий… Все уже проехали, а его нет.

      Так я просидела весь день. Были и другие поезда, я все ждала – может быть, с этим приедет или с этим? Он не приехал.

      – Ну, мадам Зарницкая, – спросила Лена на другой день, – где же ваш жених?

      Теперь уж я молчу.

      Через несколько дней я написала Зарницкому письмо: вы, мол, не приехали в назначенный день, вероятно, я вам не нужна и мы оба можем считать себя свободными.

      Ответа нет. Опять почтальон, когда заходит во двор, ко мне не обращается или шутливо: “А вам пишут”. Сколько лет этому “утешению”!

      Но я думаю: не может Зарницкий мне не ответить на такое

22

Это был период огромной инфляции, фактически разрушения всей денежной системы.