Между ангелом и бесом 2. Ирина Боброва

В пустыню уйду! – летели из-за закрытой двери вопли отшельника. – И когда же это кончится?! Я отшельник, я специально в горы ушёл, а эти идиоты базар вокруг моей избы устроили. Я всех в собак превращу, болезней напущу, если не прекратят это безобразие!!! И когда же всё это кончится?!!

      – Никогда, – ответила ведьма, пинком открывая дверь. – Выходи, алкоголик, разговор есть.

      – Ты скандал так ласково разговором обозвала? Ты и разговор – понятия несовместимые. Ты, Гризелла, мне уже плешь проела, в печёнках у меня сидишь…– Съязвил старик, но всё же вышел и присел на скрипучие ступени расшатанного частыми посетителями крыльца. Он злобно зыркнув на Тыгдынского коня, который делал вид, что находится в другом месте, с отсутствующим выражением на морде разглядывая жужжащих вокруг мух.

      Старик был высок ростом и плечист. Совершенно седой – длинные, до пояса волосы спускались неопрятными прядями до пояса, а борода опускалась ниже колен. Борода, тоже нечесаная, перекрученным жгутом была заткнута за пояс. Глаза отшельника – непонятного цвета, с красными от чрезмерного потребления спиртного белками, прятались под кустистыми, густыми бровями. Под глазами нависали большие мешки, видимо, появившиеся в результате ночных бдений над рукописью. Нос сизой сливой выглядывал из буйной растительности, что закрывала половину лица. Одет волшебник Аминат был в просторный серый балахон с капюшоном, подпоясанный обыкновенной, сложенной вдвое, верёвкой.

      – В печёнках у тебя цирроз сидит! – ведьма злобно посмотрела на бывшего супруга из-под лохматых бровей.

      Она скрестила руки на груди, выставила вперёд ногу, и глянула на старика сверху вниз. Её поза, казалось, выражала всё то превосходство, всё презрение, которое Гризелла испытывала к бывшему супругу. Супругами Гризелла и Аминат были очень недолго, расстались со скандалом, который продолжался при каждой встрече стариков. И не смотря на то, что сейчас ни один из них не вспомнил бы причину развода, ругались они виртуозно и с большим удовольствием. Как справедливо предполагали свидетели этих ссор, им просто нравилось это занятие.

      – Значит в желудке, – Аминат проигнорировал грозный взгляд, – потому, как язва ты сибирская! С чем пожаловала?

      – С вопросами, старый пень! Сынок твой чудит опять, Тентоглюшка, снова всё Иномирье на уши поставил.

      –А мне всё равно, что он делает, потому, как я от него отрёкся.

      – От мира этого тоже отрёкся?

      – И от него тоже, – кивнул отшельник, – вот только мир этот, к сожалению, имеет другое мнение по данному вопросу, причём, совершенно противоположное моему, и ни как не хочет оставить в покое меня. Я никуда не пойду!

      Он положил ногу на ногу, взмахнув полой серого балахона, и скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, что не готов к сотрудничеству. Более того – категорически против любых контактов!

      – Да тебя ни кто, ни куда и не завёт, трус несчастный, – возмутилась