Неукротимая красавица. Бертрис Смолл

окружали изысканные джентльмены самых известных фамилий, осыпая цветистыми комплиментами, так что появление очередного вряд ли смогло заинтересовать.

      Красота шотландского графа Гленкирка была иной – какой-то дикой. Большинство придворных кавалеров носили усы, бороды, от них за версту несло самыми дорогими ароматами. Граф же, чисто выбритый, источал мужество и чистоту. Он был так высок, что возвышался над самыми заметными мужчинами на несколько дюймов, хорошо сложен, с чистой загорелой кожей и темными вьющимися волосами. Взгляд его золотисто-зеленых глаз завораживал. Помимо всего прочего он был хорошо образован, а королева терпеть не могла невежд. При всем этом граф не угодничал, не пытался ее очаровать, чем выгодно отличался от ее придворных. Наверняка он никогда не согласился бы стать одним из ее фаворитов, хотя его вежливая холодность и произвела на нее впечатление.

      Королева сразу же вспомнила гордого графа, хотя после его первого появления при дворе и прошло несколько лет, и был он тогда всего лишь лорд Патрик. Преклонив колено, он поцеловал грациозно протянутую руку королевы, но его светло-зеленые глаза, в глубине которых поблескивали золотистые искорки, не отрывались от ее лица.

      – Ваше величество… – глубоким бархатным голосом произнес Гленкирк, поднимаясь с колен.

      Елизавета порадовалась, что ее трон стоял на возвышении, но даже в таких обстоятельствах их глаза оказались почти на одном уровне. Это несколько раздражало королеву, которая предпочитала смотреть на обожающих ее придворных со значительной высоты.

      – Итак, шотландский плут, ты наконец-то вернулся, – прищурившись, произнесла Елизавета.

      – Да, ваше величество.

      – И какими же такими важными делами ты занимался все это время, раз не нашел возможности посетить нас?

      – Всего лишь женился и стал отцом, мадам.

      Несколько самых юных придворных захихикали, посчитав, что из-за своей прямоты граф потерял все свои шансы на особое отношение королевы.

      – И как долго вы уже женаты, милорд?

      – Два года, ваше величество.

      – А сколько лет вашему сыну?

      – Два года, ваше величество.

      Глаза Елизаветы округлились от удивления, а уголки рта задергались.

      – Бог мой, Гленкирк! Только не говорите, что были застигнуты разъяренным отцом.

      – О нет, мадам! Я был помолвлен со своей женой еще в пору отрочества.

      За этим скрывается какая-то тайна, подумала Елизавета, но, безусловно, не для ушей ее двора, и так уже погрязшего в сплетнях. Пусть себе строят догадки. Она встала.

      – Пойдемте, Гленкирк. Мне хочется выслушать вашу историю без посторонних ушей.

      Пройдя через толпу придворных, королева привела Патрика в небольшую приемную.

      – Давайте без церемоний, граф. Садитесь. – Она села первой, наполнила два бокала вином и, пододвигая ему один, сказала: – А теперь, Гленкирк, рассказывайте.

      – Кэт было четыре года, а мне тринадцать, когда нас обручили.

      – Кэт? – переспросила королева.

      Патрик