Тридцать девять ступеней. Джон Бакен

тайком, после наступления темноты, и проводил вне дома не больше одного-двух часов. Я понаблюдал за этим человеком из окна, и, кажется, узнал его. Он вошел в подъезд и заговорил с портье. А возвращаясь домой вчера вечером, я обнаружил у себя в почтовом ящике визитную карточку. На ней значилось имя господина, встретиться с которым я хочу меньше всего на свете.

      Взгляд моего собеседника и неподдельный страх на его лице окончательно убедили меня в том, что он не лжет. Мой собственный голос слегка дрогнул, когда я спросил Скаддера, как он поступил дальше.

      – Я понял, что влип, как муха в клейстер. Поэтому у меня оставался один выход: я должен был умереть. Только тогда мои преследователи успокоятся.

      – И как вам это удалось?

      – Я сказал слуге, который чистит мою одежду, что мне совсем худо, и сделал вид, будто вот-вот отдам концы. Это было нетрудно: мне прекрасно удается такого рода маскарад. Затем я раздобыл труп – этого добра в Лондоне всегда хватает, если точно знаешь, где искать. Я привез его с собой в ящике на крыше извозчичьей кареты; мне пришлось прибегнуть к посторонней помощи, чтобы занести ящик наверх, в мою комнату. Сами понимаете, я должен был обеспечить следствие надлежащими уликами. Я улегся в постель и велел слуге подать мне снотворное, после чего отпустил его на все четыре стороны. Он хотел сбегать за доктором, но я прикрикнул на него, заявив, что терпеть не могу медиков. Чистильщик ушел, и я принялся готовить труп к предназначенной ему роли. Мертвец был моего роста и отправился на тот свет, насколько я мог судить, от злоупотребления алкоголем, поэтому я расставил вокруг кровати на расстоянии вытянутой руки несколько бутылок со спиртным. Челюсть портила сходство – пришлось отстрелить ее из револьвера. На следующий день кто-нибудь обязательно станет клясться, что слышал выстрел, но на этаже у меня соседей нет, и я счел возможным пойти на такой риск. Итак, я оставил тело на кровати – одетым в мою пижаму, с револьвером, валяющимся поверх одеяла, посреди комнаты, приведенной в крайний беспорядок. Затем я надел костюм, заранее приготовленный на такой случай. Я не стал бриться из опасения наследить; кроме того – теперь и речи не могло быть о том, чтобы появиться на улице. До этого я весь день думал о вас, и пришел к выводу, что у меня, похоже, просто не оставалось другого выхода, кроме как обратиться к вам. Сидя у окна на лестничной площадке, я дождался вашего возвращения и спустился вниз, чтобы столкнуться с вами на лестнице. Вот и все, сэр. Думаю, теперь вы знаете обо всем этом столько же, сколько и я.

      Он сидел передо мной – мигающий, как сова, вздрагивающий от волнения и, несмотря ни на что, полный отчаянной решимости. Все это звучало совершенно дико, но мне не раз приходилось слышать невероятные истории, впоследствии оказывавшиеся чистой правдой, и я взял за правило судить не столько о рассказе, сколько о самом рассказчике. Если б он хотел обосноваться в моей квартире, а потом перерезать мне глотку, он придумал бы что-нибудь более правдоподобное.

      – Дайте мне ключ, – сказал я, – я хочу взглянуть на труп. Прошу прощения,