Только для мертвых. Владимир Гриньков

о Зубкове Воронцов дернулся и процедил сквозь зубы:

      – Во-первых, он мне не друг, а просто знакомый…

      – А все остальное – и во-вторых, и в-третьих, и в-десятых – верно, – сказал с усмешкой Кочемасов. – Мальчик сделал нам ручкой, всех облапошив.

      – Если вы мне не доверяете…

      – Знаешь, чего я особенно не люблю? – перебил его Кочемасов. – Когда ты в позу обиженного встаешь. У тебя тогда из ушей дым идет и выглядишь ты очень потешно.

      Богдан за спиной Воронцова хмыкнул, словно тоже увидел этот самый дым.

      – Если вы мне не доверяете, я уйду из «Дельты», – все-таки закончил свою мысль Воронцов. – С завтрашнего дня.

      – Никуда ты не уйдешь, – отчеканил Кочемасов, и вдруг его лицо стало совсем каменным. – От меня просто так не уходят.

      Он никогда не произносил каких-то конкретных угроз. Он будто и не угрожал вовсе. А все равно сразу становилось не по себе. Воронцов услышал, как тяжело задышал за его спиной Богдан. Его тоже пробрал, наверное, хозяйский гнев.

      – Загранпаспорт у тебя с собой? – спросил неожиданно Кочемасов.

      – Н-нет, – с запинкой ответил Воронцов, почему-то растерявшись.

      – Дома?

      – У матери. На прошлой неделе к ней ездил, паспорт выложил и забыл.

      – Привезешь.

      – Да, – кивнул Воронцов, все еще не совсем понимая.

      – Ты не понял, наверное. Мне привезешь, – сказал Кочемасов.

      Воронцов почувствовал, что его лицо багровеет. Но Кочемасов не собирался щадить его самолюбие.

      – Пусть твой паспорт у меня полежит, – продолжал он. – Недельки две, потом заберешь.

      – Мне еще к матери надо съездить, чтобы его забрать.

      – Вот и съездишь. Завтра. Билет твой где?

      – Какой билет? – не понял Воронцов.

      – До Лондона. Ты ведь уже взял билет?

      – Да.

      – Где он?

      Воронцов молча достал билет из кармана.

      – Давай сюда! – требовательно протянул руку Кочемасов. – От греха подальше… Ого, на двенадцатое число. Быстро же ты засобирался.

      Он сложил билет и небрежно бросил его в ящик стола.

      – Я мог бы его сдать, – пробормотал Воронцов.

      – Богдан его сдаст. А ты свой паспорт мне завтра не забудь завезти.

      Кочемасов отвернулся к окну, давая понять, что им не о чем больше толковать.

      Воронцов и Богдан вышли из кабинета.

      – Да, Полкан сегодня не в духе, – сказал Богдан сочувственно.

      Полканом он называл Кочемасова. Того звали Павел Константинович, если сокращенно – Пал Константиныч, и если и отчество подсократить, то как раз Полкан и получался. Воронцов скрипнул зубами. Такого унижения он давно не испытывал.

      – Брось, – посоветовал Богдан. – Забудь. Просто он мужик очень жесткий.

      «Не жесткий, а просто сволочь», – хотелось сказать Воронцову, но он не осмелился – замечал иногда, что Богдан Кочемасову нашептывает. Ему даже временами казалось, что Богдан специально и приставлен за ним, Воронцовым,