Дорогой Билли Миллиган. Роуз Эн

ведения борьбы с терроризмом, в мире стало бы чуть меньше зла, чем было. Но никто не хотел думать об общем благе, всех почему-то беспокоила собственная одинокая шкура.

      Короче говоря, я выстоял тридцатиминутную очередь и зашел внутрь. Басы ударили по перепонкам у самого входа. Но меня это вовсе не повалило с ног. Я слушал музыку и по громче практически каждый вечер через стенку спальни. Я, почему-то, знал, что не останусь надолго, поэтому решил сразу перейти к делу и поплелся в сторону барной стойки. Протискиваясь между горячими потными студентами, возбужденными всем, что было в этом баре – алкоголем, танцующими на сцене пьяными девушками, всеобщим ажиотажем, сдачей всех экзаменов, наступлением каникул, музыкой, друзьями, беззаботностью, иллюзией свободы. Заказал себе виски, повернулся лицом к толпе, чем совершил самую глупую ошибку. В приплюснутом состоянии, скажу я вам, не так уж удобно и пить. Я оказался зажат между столом и безудержно веселящимися студентами. Не знаю, как их, вас или кого-то еще, но меня такая обстановка не удовлетворяла ни в каком смысле. Трогательные эмоции, которые должны были расплыться на наших лицах, сменились раздражением и дискомфортом. Возможно, потому что я был один. Или потому, что мне было грустно с самого начала зарождения мысли прийти сюда.

      В таком положении я простоял не совсем долго. Толпы начали редеть, воздух чуть посвежел, а девушек стали силком стаскивать со сцены. Одна из них просто прыгнула на какого-то высокого худощавого парня, протягивающего ей руки, и они оба с грохотом полетели вниз, посмеялись собственной неуклюжести, подняли на ноги и с гордо поднятой головой двинулись к выходу. Юбка у девушки была задрана, как у ребенка, а парень так сильно вымок, что невозможно было разобрать, то ли у него голубая футболка с темно-синими пятнами, то ли наоборот.

      И примерно в это время возле меня оказался Приятель.

      – Неприятная сцена, – сказал он.

      Я взглянул на его трезвое лицо, кивнул и повернулся обратно смотреть в даль.

      – Какой курс? – Спросил он.

      – Первый.

      – А я второй.

      Так уж сложилось, что в образовательных учреждениях возраст среди учащихся играл чуть ли не ключевую роль в построении межличностных отношений. Разница в год ощущалась как в несколько десятилетий. Старшие курсы всегда казались опытными, знающими, взрослыми и осознанными людьми, а младшие выглядели в наших глазах как дети. Поэтому в его голосе с той самой секунды и пронеслись нотки некоего самодовольства.

      – Ммм, – промычал я.

      – Как тебе здесь нравится?

      – Не знаю. Мне не с чем сравнивать.

      – Никогда раньше не был в барах?

      – Нет.

      – Ну ничего, скоро наверстаешь, я тоже на первом курсе таким был.

      Вот отсюда и последовала цепь нудных наставнических реплик (не постоянных, но систематических).

      – Ясно, – сказал я, сделав глоток.

      Короче говоря, я уже и не вспомню этот пьяный спонтанный диалог во всех деталях, но наш разговор затянулся