Приют героев. Генри Лайон Олди

чтобы не сказать – никак.

      Вильгельм Цимбал?

      Результат совмещения снова не удовлетворил.

      Его величество?

      Тень поспешила ретироваться, забившись в чулан сознания.

      Гувальд Мотлох? Рудольф Штернблад? Генриэтта?

      Тень молча пряталась в чулане.

      Кто ты, доброжелатель, умеющий снимать копии с магических шаров и считывать остаточные эманации ауры? Хозяин гостиницы? Любвеобильная повариха? Стряпчий? Кто-то из соседей? Из приехавших родичей? Мистрис Мария Форзац?.. Нет, мать Кристофера приехала позже… Уличный крысюк Феликс Шахрай?

      Маска, откройся!

      Ты рядом. За спиной.

      Я чувствую твое дыхание.

* * *

      И вдруг, судари мои, как и положено в балладах, случилась катавасия.

      Слово «катавасия» означает на малабрийском «схождение». Если угодно, символическое схождение Запада и Востока, которым в остальных случаях не сойтись никак. На вечерних службах в храмах Вечного Странника так назывался припев, исполняемый двумя хорами одновременно. Трубадуры на турнирах, в свою очередь, не брезговали катавасией, разворачивая припевы в многолосье. А поскольку в самой чудесной компании один бездарен, другой не в голосе, третьему дракон на ухо наступил, четвертый пьян как сапожник, пятый задумался о бабах…

      Вот и творилась катавасия.

      Оратория невпопад.

      «Приют героев» был зданием солидным, а Черная зала – далека от места развернувшихся событий. В смысле идеалов можно сказать: абсолютно далека. Но голос первого солиста, пронзительный фальцет, вступив мощным крещендо со второго этажа Белой половины, барон узнал безошибочно.

      – Откройте! Немедленно откройте! Грабеж средь бела дня, статья… параграф!..

      Стряпчий Тэрц стоял на посту.

      Второй голос, утробный бас, подхвативший вступление Тэрца, опознать не удалось.

      – И-э-э-эх! Х-хы-ы!

      Зато он прозвучал в сопровождении оркестра: грохот и треск. По аранжировке увертюры оставалось предположить, что в финале хозяину отеля придется оплатить починку лишней двери. Кстати, вот и наш друг: стенания Трепчика-младшего пошли из холла по коридорам и лестницам волной скорбного вибрато.

      Трепчик дал отмашку целому хору певчих, только и ждавших команды:

      – Держи!

      – Держи вора!

      Судя по нижним регистрам, располагался хор в противоположной, Белой зале. Яркая, экспрессивная секста в минорной гармонии, зазвучав одновременно с квинтовым тоном двери, выломанной вместе с косяком и притолокой, взвихрила острый диссонанс. Так в трагедии «Заря» открывается знаменитая «фанфара ужаса», контрастно предвосхищая будущую тему радости.

      Позднее Конрад не раз задумывался: действительно ли он все это услышал, в мелочах и подробностях, или только уловил общую тональность чуткой квизиторской душой? А сейчас он просто кинулся прочь из Черной залы, сопровождаемый дополнительным дуэтом стариков, и понесся, помчался…

      Думаете, на второй этаж? В эпицентр катавасии?!

      Неверно