Квартирантка. Роман о женщинах и не только. Вадим Голубев

восседали на стульях у входов в заведения.

      – Ты только посмотри товар! – зазывали они. – У меня все на халяву!

      Товаров было море: ювелирка, кожаные изделия, футболки, джинсы, махровые халаты, обувь, специи, сладко щекотавшие нос, шелка, парфюм, многое другое. Федору Викторовичу справили полуботинки из крокодиловой кожи, ремень из кобры, кошелек из питона. Снова повздыхав, папик купил сумочку для Аллы. Везде и всюду Федор Владимирович отчаянно торговался.

      – Не будешь торговаться – за лоха держать будут! – ответил он на недоуменный вопрос Аллы.

      Смотались на денек в Каир. Национальный музей Алле не понравился. Огромные очереди, скученность и давка внутри, бессистемно наваленные экспонаты. Не произвели на нее впечатления и чудо света – пирамиды с суетившимися вокруг шарлатанами, втридорога торговавшими прохладительными напитками, зазывавшими прокатиться на верблюде.

      – Никаких катаний! – заранее предупредил гид. – Слезете с верблюда, а кошелька нет, мобильника нет, часов нет. Разумеется, и хозяина верблюда тоже нет.

      Знаменитый сфинкс оказался сплошным разочарованием. В целях сохранения статуи ее до половины покрыли керамической плиткой, которой покрывают стены в санузлах. И всюду попрошайничающие дети, мужики, предлагающие купить «древности» сомнительного происхождения. Отрадой стали литовцы с латышами, не привыкшие смотреть под ноги, поскольку в их городах принято мыть улицы с мылом, и вляпавшиеся в верблюжье дерьмо, коего немеряно навалено у пирамид. Прибалты брезгливо обтирали в тысячелетние камни перепачканные сандалики. Ну а россияне зубоскалили, дескать хоть и независимые, а без нас никуда!

      Снова везли по лавкам и «фабрикам». Товары были один к одному с Хургадой. Цены такие же. С той разницей, что если товар стоил в Хургаде двадцать лир, то в Каире – двадцать долларов или в шесть раз дороже.

      Федор Владимирович вдруг запил. Хмельным он ревновал содержанку к плотоядным египтянам, русским и прочим, восхищенно и в то же время оценивающе разглядывавших ее.

      – Зачем, б… га, на черножопого уставилась? – все чаще спрашивал он молодку.

      – Что ты, Федя! И в мыслях не было! Он для меня – обслуга, не больше! Я совсем в другую сторону смотрела…

      – Значит, на того америкоса в плавках до колен! Длинного захотелось? – багровел Федор Владимирович и выплескивал в лицо Аллы коктейль к радости охочей до скандалов публики.

      – Чмырит? – сочувственно спросил ее незадолго до отъезда подтянутый, мускулистый, густо татуированный мужчина лет сорока, улучив момент, когда папик надолго завис в баре. – Бросай этого старого сморчка! Возьми меня! Я на пару дней позже вас в Москву возвращаюсь. Вот, мой телефон. Позвони! Буду ждать. Хамства к тебе никогда не позволю. Упакована будешь! Не пожалеешь! Я на тебя с самого начала глаз положил.

      Потом был пятичасовой путь на Родину. Были дамочки, коих в Хургаде встречали