Блокада. Книга 2. Александр Борисович Чаковский

Кузнецов спросил:

      – Чью подпись ставить первой? Вашу? Мою?

      Но Шапошников взял листок и долго, как показалось Кузнецову, очень долго держал его перед глазами. Потом положил бумагу на стол и тихо, но твердо ответил:

      – Верховного главнокомандующего.

      – Но… но как же… – недоуменно начал было Кузнецов.

      Но Шапошников прервал его:

      – Надо снова обратиться к нему. Убедить, что только его подпись заставит всех, от кого зависит выполнение этого приказа, действовать с особой ответственностью и… осмотрительностью.

      – Вы же понимаете, – уже горячась, воскликнул Кузнецов, – что я не могу снова…

      – Да… понимаю, – сказал Шапошников. И решительным движением снял трубку одного из телефонов.

      …Через десять минут они были у Сталина.

      Маршал мягко, но настойчиво излагал аргументы, которые понуждают и его, Шапошникова, и Кузнецова просить, чтобы товарищ Сталин сам подписал приказ.

      Листок с текстом телеграммы одиноко лежал на столе, резко выделяясь на фоне зеленого сукна.

      Выслушав Шапошникова, Сталин долго молчал. Потом произнес только одно слово:

      – Хорошо.

      И Шапошников и Кузнецов ждали, что Сталин сейчас подпишет телеграмму. Но он, бросив еще раз взгляд на лежащий на столе листок, посмотрел на часы, потом сделал несколько шагов по комнате и, возвращаясь обратно, проходя мимо стоящих в напряженном ожидании Шапошникова и Кузнецова, негромко сказал:

      – Оставьте текст у меня.

      3

      Ворошилов долго смотрел на врученную ему Жуковым записку. Гораздо дольше, чем требовалось для того, чтобы прочитать девять написанных синим карандашом слов:

      «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву. И. Сталин».

      Затем, не глядя на сидящего рядом Жданова, передал записку ему, как-то недоуменно, точно ожидая ответа на невысказанный вопрос, медленно обвел взглядом присутствующих и наконец сказал:

      – Товарищи, к нам прибыл… новый командующий Ленинградским фронтом генерал армии Жуков.

      Ворошилов сконцентрировал всю свою волю, чтобы произнести эти слова спокойно, чисто информационно, не вкладывая в них никаких эмоций.

      Тем не менее в середине фразы голос его чуть заметно дрогнул.

      Осуждая себя за проявленную слабость, Ворошилов уже твердым, требовательным голосом приказал:

      – Стул командующему!

      С той минуты, как дверь в кабинет Ворошилова столь внезапно открылась и в комнату мерной, тяжелой походкой, чуть поскрипывая сапогами, вошел Жуков, а двое других появившихся вместе с ним генералов остались стоять у двери, здесь воцарилась тишина.

      Сидящие в два ряда за длинным, узким, заваленным картами, блокнотами и планшетами столом члены Военного совета фронта и вызванные на это заседание руководящие работники штаба и политуправления, секретари райкомов, директора крупнейших ленинградских предприятий с явным недоумением следили