Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир. Эрик Метаксас

студенты и гости принялись записывать то, что говорил Лютер. Эти записи составили множество томов и впоследствии получили название «Tishreden», или «Застольные беседы»: нередко одно и то же утверждение или история повторяются в них много раз, в изложении различных собеседников, так что в этих записях бывает нелегко разобраться. Кроме того, необходимо понимать, что в записях этих содержится не простое и беспристрастное изложение событий – нет: в них пожилой человек, любитель красного словца, зачастую раздражительный и гневливый, вспоминает в разговорах о чем-то, что сильно его задело и надолго врезалось в память. Учитывая все это, можем, однако, сказать: о своем школьном обучении Лютер вспоминал без всякой теплоты. Например, он рассказывал, что однажды утром, еще в младшей школе, получил пятнадцать ударов розгой за то, что не смог проспрягать один латинский глагол. Лютер поясняет: этот глагол в классе еще не проходили, он его знать не мог – но за ошибку учителей ему пришлось расплачиваться своей шкурой. В тексте 1524 года он также замечает, что, «несмотря на беспрестанную порку, дрожь, боль и страдания, не выучился я там ровным счетом ничему». Можно вынести общее суждение: для чрезвычайно умного и чувствительного мальчика, каким был юный Мартин Лютер, школа стала бесконечной и невыносимой пыткой.

      Lingua franca в образованных кругах того времени была латынь, и от школьников требовали все время говорить по-латыни. Для понимания социального статуса Ганса, отца Лютера, стоит отметить, что сам он по-латыни не понимал – следовательно, если и получил какое-то образование, то совсем не того калибра, что его сын. В первой школе Лютера каждый день с латинского гимна начинался и другим латинским гимном заканчивался. Каждое утро учитель назначал одного из учеников der Wolf («волком»), в чьи обязанности входило «стучать» на школьников, говорящих по-немецки или еще как-либо нарушающих школьный распорядок. Тот, кто вел себя хуже всех, объявлялся der Esel («ослом»): весь следующий день он должен был таскать на шее, на веревочке, деревянную фигурку осла и терпеть от всех вокруг позор и поношение. Другие воспоминания Лютера о школе тоже, как на подбор, невеселы. Однако можно предположить, что хотя бы отчасти он преувеличивал, если вспомнить школьную поговорку того времени, демонстрирующую самое уважительное отношение к образованию и к учащимся. Поговорка эта гласила: «Пренебречь учеником – такой же грех, как растлить девицу».

      Позднее Лютер рассказывал, что общая атмосфера страха перед учителем, царившая в школе, осталась с ним на много лет – так что, даже когда кто-то желал ему добра, он с трудом мог это понять и поверить. С этим Лютер прямо связывал иррациональный невежественный страх перед благим Богом, царивший в церквях и в богословии того времени, – и в связи с этим рассказывал один случай из детства. В то время у него на родине, пояснял он, повелось, что дети просили продавцов на рынке угостить их колбасой. (Так поступали не только бедные дети, как можно прочесть в иных старых биографиях Лютера – еще одна басня, которую нужно