Лагерь обреченных. Геннадий Сорокин

Трушкин? – властно спросила она.

      – В подвале, – сквозь зубы процедил Паксеев.

      Вслед за Бобоевой в фойе появился Заборский.

      – Николай Иванович, – обернулась к нему Бобоева, – забирайте Трушкина и ведите наверх, к Антону Антоновичу. Андрей Николаевич, пойдемте со мной.

      Мы отошли в сторону.

      – Антон Антонович велел нам уладить этот конфликт. Вернее, конфликт улаживать буду я, а вы будете мне помогать как представитель правоохранительных органов. Причину ссоры вы знаете?

      – Один служил в НКВД, а другой был на фронте?

      – Вот именно, из-за чепухи повздорили.

      – Кому как! Для них, наверное, это далеко не чепуха.

      – Людмила Александровна, – к нам подошел представитель райисполкома, – автобусы с иногородними ветеранами готовы к отправке. Что будем делать?

      – Отправляйте автобусы, – распорядилась Бобоева. – Иногородние ветераны не виноваты, что у нас произошел такой досадный инцидент.

      – А как же с этим, с «раненым»?

      – Мы его на райкомовской «Волге» домой увезем. Пойдемте, Андрей Николаевич!

      Потерпевший Сыч, очень грузный лысый мужчина, сидел на стуле у окна. Кровотечение из носа у него уже прекратилось, губы на первый взгляд были целы.

      – Мы приносим вам свои глубочайшие извинения, – затараторила Бобоева. – У Антона Антоновича есть предложение: чтобы у вас не осталось тягостных воспоминаний о сегодняшнем празднике, он предлагает еще посидеть за столом и выпить, так сказать, мировую: вы, он и Трушкин. Право, у вас конфликт произошел на ровном месте…

      Из ее словесного потока Сыч уловил два момента: его приглашает выпить сам товарищ Мирошниченко; домой его как почетного гостя отвезут на райкомовской «Волге».

      – Пойдемте, я на этого драчуна зла не держу, – поднялся с места Сыч. – Как его хоть зовут-то?

      Людмила Александровна увела ветерана наверх, а я пошел на вахту звонить Гордееву. По пути мне попался Заборский.

      – Николай Иванович, – остановил его я. – Людмила Александровна так стремительно увела пострадавшего, что я даже не спросил у него, будет он писать заявление на обидчика или нет?

      – Ничего не будет, – заверил Заборский. – Мирошниченко умеет с людьми ладить.

      Начальник РОВД, выслушав информацию о происшествии, велел мне оставаться в ДК до конца всех мероприятий.

      Около часа я слонялся по фойе, перечитал все афиши, выпил несколько чашек чая в буфете. В самый разгар веселья на втором этаже появился Казачков.

      – Бдишь? Молодец! Больше никто не подрался? – спросил он, осматривая фойе.

      – Эти-то двое непонятно из-за чего сцепились. Ну и что, что один из них был на фронте, а другой – нет? Оба же ветераны.

      – Это все паксеевские интриги. Как его выбрали председателем совета ветеранов, так он стал разделять ветеранов на тех, кто был в действующей армии, и тех, кто служил в войсках НКВД. А здесь, сам представь, были три огромные зоны, половина офицеров, выйдя в отставку,