Сделано в Швеции-2. Брат за брата. Андерс Рослунд

входная дверь.

      Бритт-Мари не услышала, как щелкнул замок, но пол в прихожей скрипнул, как обычно.

      Теперь она знала, что это его шаги, что ей хочется посмотреть на старшего сына – увидеть, какой он, попытаться понять, где он был.

      Она оправила на себе ночную рубашку и открыла дверь спальни.

      Лео стоял в свете, лившемся из холодильника. Ни потолочная, ни еще какая-нибудь лампа не горела, и его бледная после тюрьмы кожа казалась почти белой.

      – Мама? Ты не спишь?

      Мертвец. Вот что она подумала. Именно так выглядел бы сын, если бы кровь перестала циркулировать в его тридцатиоднолетнем теле.

      – Нет еще. Сейчас всего двенадцать.

      Фермерский сыр. И копченая корейка. Обе десертные тарелки стоят на плите.

      – Где у тебя хлеб?

      Бритт-Мари вытащила из шкафчика плетеную корзинку с треугольными хлебцами.

      – Где был? Куда-то ездил?

      – Отмечать, хочешь сказать?

      Она кивнула. Сын пожал плечами.

      – Нет, мама. Я не ездил отмечать.

      – А что ты тогда делал?

      – Ничего особенного.

      Сырный нож затупился, пластинки легли мятыми кучками, он растянул их к углам хлебца.

      – В основном катался. Получал удовольствие от того, что могу делать это.

      Лео отрезал толстый кусок корейки, положил на очередной хлебец.

      – Так что, мама, не беспокойся.

      Бритт-Мари смотрела на его белую кожу, выглядевшую теперь почти голубой. Ей хотелось бы испытать облегчение, но его слова такого облегчения не принесли. И она медлила перед ним, стоя в ночной рубашке, волосы заплетены в косу, чтобы не спутались ночью, пол холодит босые ноги.

      Она казалась маленькой, но стояла уверенно, прочно.

      – Что ты задумал, Лео?

      Как напротив Ивана.

      – Не втягивай своих братьев.

      И потянулась к нему, погладила тыльной стороной ладони его небритую щеку.

      Лео прислушивался. Шаги босых ног донеслись уже из темной прихожей.

      Материнское прикосновение, всегда такое мягкое.

      Но теперь, ладонь на щеке – почти неприятно.

      Два бутерброда, два стакана апельсинового сока. Потом – гостевая комната. Разложенный диван-кровать, свежие простыни. На один из кухонных стульев она поставила лампу для чтения, положила с ней рядом новую зубную щетку, чистые трусы, чистые носки.

      Его дом в первую неделю после освобождения. Скоро ему предложат место во временном жилище под названием «Клен» – комнату в десять квадратных метров, коридорная система, в соседях – такие же, как он, вышедшие из тюрем и реабилитационных клиник.

      Он не станет там жить.

      Ведь он направляется в другое место. И должен сделать именно то, чего она только что просила не делать.

      У меня нет выбора, мама.

      Видишь ли, мама, Яри надо заменить – либо Феликсом, либо Винсентом.

      А потом, мама, тебе опять придется беспокоиться из-за меня.

      Потому что оружие, которое держал Яри, теперь в руках полиции. И завтра об этом