Сделано в Швеции-2. Брат за брата. Андерс Рослунд

разберусь.

      Лео уже идет. Куда-то. По коридору, на лестничную площадку.

      – Ты куда?

      – Водосточная труба.

      Феликсу не улыбается остаться одному. Он смотрит на запертую дверь Винсентовой комнаты, на деревянную поверхность, в низу которой стерлась краска, и на неподвижную дверную ручку, словно желая поднять ее взглядом. Он понимает, что задумал Лео. Знает, что тот сбежит по ступенькам и бросится во двор, на зады многоквартирного дома. Именно так они залезают на балкон, когда забывают ключи. Но теперь это не поможет, ведь заперта дверь Винсента. Лео полезет по другой трубе – той, что тянется к небу между маминой спальней и комнатой Винсента, возле окна, которое Винсент не любит закрывать. Этот путь гораздо сложнее. Вдоль балкона тянутся железные перила, за которые можно ухватиться, чтобы перебраться на балкон, а у окна Винсента только узкий отлив, опасно скользкий, его краем легко порезать пальцы. Лео придется одной рукой держаться за трубу, второй – за отлив. А потом рывком перебросить себя через подоконник. Это нелегко. И вдобавок… на улице вроде дождик? Тогда труба окажется скользкой, как мокрые бурые листья осенью. Феликс и сам не знает, чего боится больше. Что Лео полезет по трубе и свалится – или что Винсент поранился за запертой дверью.

      Феликс пинает дверь и тут же жалеет об этом – вдруг он напугал Винсента.

      Надо просто смотреть на дверную ручку. И все. Уставиться и не сводить глаз. Считать секунды. Потом она повернется, в проеме покажется Лео, и он войдет.

      Двести сорок восемь секунд.

      Потом ручка и правда подается, дверь открывается.

      Он никогда не видел ничего подобного.

      Нигде.

      Винсент лежит на кровати, и Феликс не знает, можно ли его коснуться. Не касается. Вместо этого он ищет взгляда Лео.

      – Что… В смысле – Винсент… Зачем он забинтовался?

      По полу, среди машинок и солдатиков, раскиданы бумажные упаковки из-под бинтов из маминой медицинской сумки. Винсент вкривь и вкось обмотан белоснежными бинтами. Все тело замотано. От лодыжек до живота, до плеч, до горла, до лица. По-детски, кое-как – между слоями бинта видны трусы, футболка и голая кожа, нарочно оставлено отверстие для рта, сетчатые края увлажнились от дыхания.

      – Кровь там… Черт, Лео… она же… мамина? Или как?

      – Да.

      – Только мамина? Клянешься?

      – Только мамина.

      Лео опускается на корточки перед постелью Винсента и берется за край бинта, свисающий с запястья.

      – Мы здесь, Винсент, с тобой. А папа далеко.

      Одна рука – на повисшем конце бинта, другая – на забинтованной щеке Винсента.

      – Так что, думаю, можно размотать эту фигню.

      Он не успевает размотать даже первый слой. Винсент изо всех силенок вырывает бинт из рук брата, и крик его приглушен, как бывает, когда кричишь в подушку.

      Феликс все еще стоит на пороге, не понимая хорошенько, что же он видит. В дверь звонят. Еще раз. По ту сторону глазка ждет женщина, о которой говорил полицейский. Тетка из социальной службы. Он точно, точно знает, что будет. И кидается обратно, к старшему брату.

      – Лео, если она увидит этого, мелкую мумию, все полетит к черту.

      – Тогда займись