Сделано в Швеции-2. Брат за брата. Андерс Рослунд

вавые следы, которые он намерен тереть, пока они не обратятся в ничто.

      Лео поднимается, разминает затекшие ноги. Просто удивительно. Он должен был устать. Но чувствует себя возбужденным, встревоженным и спокойным одновременно. И невероятно сильным. Мысли отчетливы. Он точно знает, что делать. Это чувство ни с чем не сравнимо; разве только с тем первым опьянением. Но нынешнее чувство лучше: внутри мягко, снаружи – жестко.

      На кухонном окне полосатые занавески, оно выходит на улицу. Лео выглядывает, ищет маму. Но ее нет, остались только пятна.

      И папа.

      Неужели он еще здесь? Сидит в машине, как будто ничего не случилось, – зачем? Чего ждет? Полицейские же могут заявиться в любую минуту.

      Приехал сюда прямо из тюрьмы, ворвался в квартиру и готов был убить маму. Старший сын прыгнул ему на спину, стиснул руками шею, принудил остановиться.

      С кухней покончено – ни пятнышка, пахнет чистотой.

      В прихожей хуже. Здесь мать несколько раз поскользнулась, и остались пятна побольше, как лужицы. Но теперь они уменьшились; он доскребся до лестничной площадки, а вода из прозрачной превратилась в красно-мутную.

      Он снова крадется к занавеске.

      Желтый «фольксваген»-фургон все еще стоит внизу. Отец на водительском сиденье, передняя дверца открыта, левая нога выставлена наружу – серую штанину треплет ветер, коричневый ботинок постукивает по асфальту.

      Папа, наверное, кого-то ждет. Иначе какого черта ему тут делать?

      Уверен, что мама вернется?

      Или он злится, разочарован, что я помешал ему, когда он схватил мать за голову и несколько раз ударил коленом в лицо? Может, решил снова подняться в квартиру на третьем этаже? И теперь моя очередь? Это же из-за меня она сбежала и осталась жива.

      Но то нервное, неровное, почти счастливое – помогает справиться со страхом. Он не боится. Даже отца.

      В ванной валяется мамина зеленая медицинская сумка – перевернутая, на махровом коврике, крышка с красным крестом откинута – кто-то в ней рылся. Он оставляет сумку на полу; сначала надо затолкать половую тряпку поглубже в мусорное ведро и смыть с себя мамину кровь.

      Горячая вода убирает с кожи скользкое, красивым светло-красным водоворотом уходит в слив.

      Феликс разнервничался – он часто нервничает, но на этот раз было особенно видно, как ему плохо. А Винсент, самый младший, не сказав ни слова, просто закрылся у себя в комнате.

      Третий контрольный взгляд через кухонное окно. А, вот. Приехала полиция. Черт, папа просто сидел и дожидался их! Они и раньше его забирали. Четыре года назад. Когда он швырял бутылки с коктейлем Молотова и спалил дом бабушки и дедушки, потому что там пряталась мама, но тогда было с точностью до наоборот – в тот раз полицейские ждали папу, а теперь папа ждал полицейских.

      И вот один из них уже стоит на площадке, звонит в дверь. Высокий, довольно молодой – это видно в глазок. И когда полицейский делает шаг на коврик в прихожей, он ни фига не замечает, кровь вытерта до последнего пятнышка.

      – Привет, меня зовут Петер Эрикссон. Я только сказать, что сюда уже едут из социальной службы. Ты не бойся.

      – Я не боюсь. Чего мне бояться?

      – Как тебя зовут?

      – Лео.

      – И сколько тебе лет?

      – Мне хватает.

      – Сколько лет?

      – Четырнадцать.

      Легавый осматривается. Оглядывает прихожую, тянется вперед – заглянуть в кухню. Но там замечать нечего, все как было: стол снова на месте, оба стула задвинуты, даже тряпичный коврик, который он перевернул, чтобы скрыть кровавые разводы, лежит между ножками стола без единой морщинки.

      – Это произошло здесь?

      – Что?

      – Твой папа уже признался, так что я все знаю. Я приехал осмотреть место.

      – Здесь.

      – Где именно?

      – Началось в прихожей. Продолжилось на кухне.

      Взгляд легавого скользит по квартире – вдоль коридора, через порог, на кухню.

      – Я вижу, ты прибрался, даже чувствую запах моющего средства. Но сейчас это неважно. А скажи-ка, твой отец бывал здесь раньше?

      – Он не живет с нами уже несколько лет.

      – Значит, он никогда не бывал в этой квартире?

      – Нет. Мы переехали сюда из Стокгольма четыре года назад. Когда папу посадили.

      Рука легавого на дверной ручке. Кажется, собрался уходить. Больше никаких вопросов, зачем ему лезть не в свое дело.

      – Еще кое-что.

      – Ага?

      – Женщину из социальной службы, она уже едет, зовут Анна-Лена. Она проследит, чтобы вы с братьями не остались без присмотра.

      – Нам не нужна помощь.

      – Всем когда-нибудь бывает нужна помощь.

      И он уходит. Ни словечка о том, что случилось с мамой. Папа сдался – может, поэтому.

      Феликс все еще прячется за диваном в гостиной.

      Но