Новые проделки Эмиля из Лённеберги. Астрид Линдгрен

играть в «ветер-ветрило», – сказал он сестрёнке, и маленькая Ида тут же пустилась бежать.

      «Ветер-ветрило» – это такая игра, которую Эмиль придумал сам. Надо со всех ног бежать по кругу и возвращаться на то же место, где началась игра: из кухни – в сени, из сеней – в горницу, из горницы – в кухню, из кухни – снова в сени, и так всё снова и снова, круг за кругом, чтобы только ветер свистел в ушах. Бежать надо было в разные стороны, и всякий раз, когда брат и сестра встречались, они тыкали друг дружке пальцем в живот и кричали: «Ветер-ветрило!» Игра потому так и называлась, и оба – Эмиль и Ида – веселились до упаду.

      Но когда Эмиль на восемьдесят восьмом круге вбежал как оглашенный в кухню, он налетел на Лину, которая с глиняной миской в руках как раз подходила к плите, чтобы наконец-то начать печь рагмунк. Эмилю захотелось развеселить и Лину – он ткнул ей пальцем в живот и закричал: «Ветер-ветрило!» Вот этого-то делать и не следовало! Он же знал, как Лина боится щекотки.

      – И-и-и-и-и… – закатилась Лина, изогнувшись точно дождевой червяк.

      И представь себе – вот ужас-то! – миска выскользнула у неё из рук! Как это произошло, никто не знает. Одно известно: всё картофельное тесто угодило на голову папе Эмиля – голодный как волк, злой, он как раз в этот миг переступил порог кухни.

      – Бу-бу-бу! – только и вымолвил папа. Да, попробуй сказать ещё что-нибудь, когда ты весь залеплен картофельным тестом!

      Позднее Эмиль и Ида сложили что-то вроде маленькой присказки из этого его слова. «Бу-бу-бу-бу, наелся папа картофельного теста», – любили повторять они, хихикая. Или: «Бу-бу-бу-бу, наелся папа кровяного теста».

      Но тогда Эмилю было не до смеха. Он и пикнуть не успел, как мама схватила его за руку и опрометью бросилась вместе с ним в столярную. За спиной Эмиль услышал папин крик. Сперва чуть приглушённый картофельным тестом, он разносился уже по всей Лённеберге.

      Эмиль сидел на чурбане и вырезал своего сотого деревянного старичка, но настроение у него было вовсе не праздничное. Скорее наоборот! Он был зол, как кусачий муравей! Нет, уж это слишком – сидеть в столярке по три раза в день, да к тому же ни за что ни про что.

      – Виноват я, что ли? Папаша сам всё время попадается под руку, – бурчал он. – Крысоловку в укромном местечке и то нельзя оставить! Бац, а он тут как тут. И зачем он всё время подставляет голову то под кровяное, то под картофельное тесто?

      Не подумай только, что Эмиль не любил папу или папа не любил Эмиля. Они очень любили друг друга. Но и люди, которые любят друг друга, могут иногда ссориться, когда им не везёт с крысоловками, кровяным или картофельным тестом и так далее.

      Суббота, двадцать восьмое июля, подходила к концу. Сидя в столярной, Эмиль злился всё больше и больше. Вовсе не так представлял он себе юбилей по случаю сотого деревянного старичка. Праздник этот пришёлся на субботний вечер, а как же ему пригласить в столярную Альфреда, если