Цыганка во тьме. Арман Цыбульский

весь изношенный, грязный кроссовок. Цыганке показалось, что кроссовок шаркнул, едва ли не задев её нос. Этот рефлекторный испуг заставил Тётку окончательно разомкнуть глаза и впустить внешний мир во внутренний. Единственная мысль, которая ей пришла в голову, что по дому ходит поселившийся тут бомж. Видимо, он принял её за свою. Эта мысль задела Тётку. Она – не бомжиха! Она хозяйка этого дома! Возмущение и стремление тотчас расставить все точки над «i» заставили цыганку действовать. Сквозь пелену она увидела сгорбленную мужскую фигуру, роющуюся в кухонных шкафчиках. Потом себя, лежащую на полу посреди кухни, накрытую своей же рваной дерматиновой курткой.

      Тётка попыталась встать, но тело, откликнувшись на движения, исторгло из самой глубины её лёгких густой, клокочущий кашель. Захлёбываясь им, старая цыганка попыталась подняться на ноги. Пол под ногами поплыл, а в глазах потемнело. Она почувствовала, что сейчас упадёт, но усилием воли заставила себя сделать несколько шагов к ящику около стола и сесть на него. Она обхватила голову руками и издала тяжёлый стон, пытаясь отогнать худобу. Когда в глазах прояснилось, она посмотрела на мужчину и узнала в нём знакомые черты. Несколько мгновений она пыталась вспомнить, кто это был. Борода, сутулость… «Постарел, – подумала Тётка, – А-а… Бэнг (Бэнг цыг. – чёрт.)же… Живой ещё?» – она узнала в мужчине одного из своих племянников, которого звали Егор по кличке Бэнг. Вообще у неё было много родственников: племянников и племянниц, овдовевших невесток, внуков. Некоторые из них стали вполне успешными, и вовсе не были хладнокровными, чтобы отказываться от общения с ней. Хладнокровностью обладала только Тётка. Возможно, она была обижена на всех за то, что не уделяли ей достаточно внимания, а именно столько, сколько, по её мнению, заслуживает человек, проживший такую судьбу. Возможно, она этим просто оправдывала своё хладнокровие – в любом случае, для Тётки не осталось родственников, даже самых близких, и это был её выбор. Цыганка обернулась к столу, пытаясь найти взглядом бутылку с водкой, но её не было.

      – Бэнг, рупуч несчастный, где водка? – выдавила она из себя недовольным тоном.

      – Я не пил! – заикающимся голосом стал оправдываться Бэнг, при этом он неуклюже подошёл к Тётке и попытался дыхнуть ей в лицо: – Вот! Смотри! Не пил!

      – Господи, Боже, какая вонь! Бэнг, иди прочь от меня!

      – Не пил я, не пил! – повторял Бэнг себе под нос – Сама выпила, а на меня сваливает!

      – Ладно, не пил, так не пил… – Тётка начала вспоминать обрывки вчерашнего дня. Вспомнила то, как вытащила водку из шкафчика, вспомнила Сашу, кинутую в его силуэт бутылку… Автоматически она посмотрела в то место, где бутылку поглотило облако мух. Но ни бутылки, ни её осколков там не было. – Ты здесь давно? Тебя выпустили что ль?

      – Месяца три уже. Я как вышел, сразу сюда, тебя нет, думаю, скоро придёшь. Ты что так долго?

      – Бэнг, дурак, ты и есть дурак – не зря пять лет в психушке тебя держали! Ты что, не понял, что