Несть. Максим Велецкий

было быть собой, ох невыносимо, невозможно, неподъемно, нестерпимо. Я должен был переместиться вовне. Я слился с секундной стрелкой, я познал ее, понимаете? Каждое ее положение сделалось для меня особенным. Первые десять секунд минуты она проходит деловито и молодцевато, вторые – бодро и осмысленно, третьи – медлительно-озадаченно, четвертые – скованно и осторожно, пятые – на пределе сил, на экстремуме воли, последние – на втором дыхании, но непреклонно. Путь от нуля до нуля более трагичен, чем гибель всего живого. Хотя бы потому, что когда гибнет мир, то он гибнет, а стрелка должна идти дальше, без пауз, без оглядки. Можно ли представить жизнь, в которой нет места взгляду назад? Я не мог оглянуться назад, я был превращен в окаменелость беспощадным ходом биологических жерновов. И она не могла. Мы были заодно, мы были одним. Это не литературная красивость, не барочная завитушка на фасаде речи – это чувство: физиологическое, клеточное, мышечное. Через двадцать-тридцать оборотов ее-меня я почувствовал, что насыщаюсь временем, поглощаю его, просеиваю его. В какой-то момент я понял, что совершенно счастлив. А когда шестипудовая фея в синем костюме сделала мне инъекцию вольтарена, и я смог вытянуться на кушетке, то испытал ангедонию, страшную тоску по утраченному экзистенциальному ориентиру, ностальгию по боли и страху, въевшихся в вечный круговорот времени.

      Игнатов помолчал.

      – Так можно к Вам заехать?

      – Нет.

      Эрнест Карлович повесил трубку.

      Спустя три часа невысокая женщина в махровом халате наливала Игнатову белый чай.

      – Я всё-таки не понимаю, чем Вы можете мне помочь. Я рассказала всё, что знала. И всё, о чем догадывалась. И полиции, и следствию, и прокурорам: они судились с братом за наследство свекра. У Толи были долги перед арендатором. Всё.

      – Инесса, Вы действительно уверены, что я ничем не могу Вам помочь? – спросил Игнатов с интонацией заговорщика.

      Она пожала плечами.

      – Варианта всего два. Следователи их отработают, я думаю. Я надеюсь.

      – Из меня плохой менеджер по продажам собственных услуг. Но у меня есть основания думать, что я смогу быть Вам полезным.

      – Это из-за вкладки на компьютере? Вам сообщили опера?

      – Не буду скрывать – да. Зачем же Вы искали то, что искали?

      – Да просто они вели себя ужасно! Полиция еще ничего, а когда следователь приехал, то… Он приземистый, перекаченный такой – вообще не приступал ни к чему, пока не сделал себе два бутерброда. Хам. И дебил. Насвистывал какие-то мотивчики блатные. И это в такой момент! – ее голос сорвался на крик и перешел в слезы.

      – Барабаш не меняется, – вполголоса произнес Игнатов, понимая, что рыдающая вдова не расслышит его слова.

      – Я… я бросилась искать кого-то… кого угодно, кто не такой, как он!

      – Почему же Вы сейчас передумали?

      – Человек из прокуратуры был совсем другой.