Воины бури. Бернард Корнуэлл

и ни до кого-либо еще, не считая пронзенного копьем трупа на берегу реки.

      – Потому, что я не знаю, куда идет Рагналл. Но из Ликкелфилда мы без труда можем выступить и на юг, и на север.

      – Юг и север, – покорно повторил ирландец.

      – Ублюдку нужны земли. И он попробует захватить их либо в Северной Мерсии, либо в Южной Нортумбрии. Нам нужно быстро остановить его.

      – Он пойдет на север, – заявил Финан, хотя до сих пор говорил не думая. Потом пожал плечами. – С какой стати ему выбирать войну с Мерсией?

      Я подозревал, что мой друг прав. Мерсия стала могущественной, ее границы ощетинились бургами, укрепленными городами, зато на север простирались беспокойные земли Нортумбрии. То были владения данов, но их правители постоянно грызлись между собой. Сильный человек вроде Рагналла способен объединить их. Я без конца повторял Этельфлэд, что нам следует идти на север и отобрать земли у расколотых на группы данов, но она отказывалась вторгаться в Нортумбрию, пока ее брат Эдуард не приведет на помощь полки западных саксов.

      – Отправится ли Рагналл на север или на юг, самое время дать ему отпор, – решил я. – Он только что прибыл сюда. Незнаком с местностью. Хэстен, разумеется, все тут знает, но вот вопрос – насколько доверяет Рагналл этому куску куньего дерьма? Нам известно со слов пленных, что собранная морским конунгом армия никогда еще не сражалась в одном строю, поэтому нам нужно ударить сейчас, прежде чем норманны подыщут убежище и почувствуют себя в безопасности. Мы сделаем то, что сделали ирландцы, – дадим Рагналлу понять, что ему тут не рады.

      Снова тишина. Я следил за гусями, ища в их числе предзнаменование, но птиц было слишком много, чтобы сосчитать. Гусь – символ Этельфлэд, и разве гуси не добрый знак? Я прикоснулся к молоту на шее. Финан заметил жест и нахмурился. Потом сжал висящее на груди распятие и, переменившись вдруг в лице, дернул с такой силой, что кожаный ремешок оборвался. Некоторое время смотрел на серебряную безделушку, потом зашвырнул ее в воду.

      – Я попаду в ад, – сообщил он.

      На миг я потерял дар речи.

      – Ну хотя бы мы по-прежнему будем вместе, – выдавил наконец я.

      – Угу, – без улыбки отозвался друг. – Тот, кто убивает кровного родича, – проклят.

      – Это тебе христианские попы сказали?

      – Нет.

      – Тогда откуда ты знаешь?

      – Просто знаю. Вот почему мой брат не убил меня, а продал тому ублюдку-работорговцу.

      Так мы с Финаном познакомились: прикованные рабскими цепями к скамье и ворочающие длинными веслами. У нас на коже до сих пор сохранилось клеймо, хотя наш хозяин давно умер – его зарубил Финан в приступе ярости.

      – С чего брату вздумалось избавиться от тебя? – поинтересовался я, понимая, что ступаю на зыбкую почву.

      За все долгие годы нашей дружбы мне так и не удалось узнать, почему Финан стал изгнанником в родной Ирландии.

      – Женщина. – Он скривился.

      – Удиви меня, – хмыкнул я.

      – Я был женат, – продолжал Финан. – Славная была женщина, из правящего королевского рода Уи Нейлл, а я был принцем своего народа.