Воины бури. Бернард Корнуэлл

а теперь состоял при дворе Этельфлэд в качестве советника.

      – Не стоит тебе дразнить ее, – сурово укорил он меня.

      – Это почему?

      – Потому что у нее плохое настроение, – сообщил Мереваль, спрыгнув с лошади и улыбнувшись мне.

      Мереваль командовал ее ближней дружиной и был одним из самых надежных людей из всех, кого я знал. Он размял ноги, помахал руками, потом погладил коня по загривку.

      – Настроение у нее самое что ни на есть дерьмовое, – продолжил Мереваль.

      – Из-за чего? Из-за Рагналла?

      – Из-за того, что не меньше половины приглашенных на рукоположение отца Леофстана отказались приехать, – процедил Осферт.

      – Придурки напугались? – предположил я.

      – Они не придурки, а уважаемые церковники, – терпеливо возразил Осферт. – Мы обещали им празднование Пасхи, радость встречи с добрыми друзьями, но вместо этого тут война. Не думаешь же ты, что люди вроде епископа Вульфхерда станут рисковать попасть в плен? Рагналл Иварсон известен своей зверской жестокостью.

      – Девчонки из «Снопа» будут рады, что Вульфхерд остается в Глевекестре, – ответил на это я.

      Осферт тяжело вздохнул и зашагал за Этельфлэд. «Сноп» – отличная таверна в Глевекестре, при которой состоит несколько не менее отличных шлюх. Многим из них приходилось делить с епископом ложе, стоило его жене уехать.

      – Не нужно тебе дразнить и Осферта, – с улыбкой сказал Мереваль.

      – Он с каждым днем все больше походит на отца, – проворчал я.

      – Осферт – хороший человек!

      – Хороший, – согласился я.

      При всей его серьезности и правильности, Осферт мне нравился. Он думал, что проклят в силу своего незаконного рождения, и старался преодолеть проклятие, ведя безгрешную жизнь. Хороший воин, храбрый и осмотрительный, и я не сомневался, что из него выйдет толковый советник для сводной сестры, с которой его роднил не только отец, но и глубокая набожность.

      – Выходит, Этельфлэд расстроена тем, что шайка прелатов и монахов не приедет поглядеть, как Леофстана делают епископом? – уточнил я, пока мы с Меревалем шагали к главному дому.

      – Расстроена, – подтвердил Мереваль, – потому что Сестер и Брунанбург дороги ее сердцу. Она рассматривает их как свои победы и огорчается, когда язычники угрожают им.

      Он вдруг остановился и нахмурился. Это мрачное выражение относилось не ко мне, а к чернявому юнцу, который проскакал галопом мимо, обдав нас грязью и водой из-под копыт. Молодой человек натянул поводья, резко остановив здоровенного коня, потом спрыгнул с седла, предоставив слуге ловить покрытого хлопьями пены жеребца. Наездник завернулся в черный плащ, небрежно кивнул Меревалю и направился к главному дому.

      – Это еще кто такой? – спросил я.

      – Кинлэф Харальдсон, – буркнул Мереваль.

      – Один из твоих?

      – Один из ее.

      – Любовник Этельфлэд?! – ошарашенно переспросил я.

      – Господи, нет! Любовник ее дочери, скорее всего, но Этельфлэд делает вид, что не знает