Ковчег. Руслан Галеев

что живы.

      Кто нас ждет за поворотом,

      Кто под соснами лежит?

      Люди живы, в сборе рота,

      Значит, рейнджер бежит.

      Это мы, и мы бежим,

      Не за властью и наживой.

      Мы бежим, мы бежим,

      Потому что живы.

      Часть 1

      Святой вопль королей

      Из текста «More Light»

      Когда высох бензин

      Машины встали

      Телевизоры умерли

      Свет погас

      Наши каблуки

      Выбивали искры из асфальта

      И только эти искры

      Делали мир светлее[1]

      Ной, ответ на вопрос репортера «Classic Rock», пресс-конференция «Broken Flowers» на «Download-2010»

      Нельзя быть вечно молодым. Хочется, но нельзя. Не потому, что невозможно – нет ничего невозможного. Но необходимо повзрослеть, чтобы осознать, как много мы теряем, перестав быть молодыми. Когда тебе девятнадцать, ты врубаешь шнур в комбик – и все, ты король мира. О тебе никто не знает, о тебе никто не пишет, но ты король мира… Если вы спросите меня, кому я завидую, я скажу: «Самому себе много лет назад, когда я был королем мира».

      Из статьи «Ноев ковчег: жизнь „Сломанных Цветов“», журнал «Rolling Stone»

      Узкие, грязные улицы. Похоже, их не убирали со времен Второй Мировой войны. Однотипные пятиэтажки, ржавые гаражи во дворах. Огромное количество фабрик и заводов, большая часть – не работает.

      Лица у людей – серые, глаза злые. Каждое утро они идут на работу, а вечером возвращаются с работы. Той же дорогой, изо дня в день. Дешевый алкоголь здесь самый ходовой товар. А в воздухе столько яда, что люди начинают задыхаться от избытка кислорода, выбравшись из городской черты.

      Это может быть Ливерпуль 60-х, Манчестер 70-х, Дублин 80-х, или Сиэтл 90-х. Обычная родина рок-н-ролла. Не важно, в какой дыре она находится в этот раз, главное, что жить там невозможно. И от того, что люди все-таки выживают в этом аду – становится так тревожно, что тянет завыть на луну. Или воткнуть шнур в комбик и взорвать этот мир направленной волной звука.

      Вознесенск, город, который называли Red Manchester. Индустриальная преисподняя откинувшего копыта СССР, погребенная под обломками гигантов текстильной промышленности, пафосными осколками умершего режима и всем тем, что вылетало из-под гусеничных траков национальной катастрофы по имени Perestroyka. Индустриальный и экономический крах, безработица, полное отсутствие какой-либо определенности. Каждый следующий день хуже предыдущего. Надежда повесилась на ржавой пожарной лестнице дома напротив. Если в этой клумбе и могли вырасти цветы, то исключительно сломанные. Как и поколение детей, родившихся на изломе веков, социальных мегалитов и тотального перераспределения финансовых потоков.

      Петр «Клин» Климовский

      Ной носил куртку, перешитую, кажется из старого женского плаща. И ему все завидовали, потому что, черт побери, это была настоящая кожаная куртка.

      Такое было время. Лично мне еще повезло, я не могу сказать, что голодал. У моих родителей была работа, на которой

1

Здесь и далее пер. автора