Кошки и люди. Альберт Светлов

он главный, мы должны его слушаться? Но он же – слабый…

      – Нет, не слушаться. Мы просто должны его любить.

      Со временем

      – Папа, а почему ты говоришь, что Марсик – твой лучший друг?

      – Потому что он останется со мной до смерти. Своей или моей. А я – с ним.

      – А! – отвечает дочь и утаскивает вырывающегося кота с собой.

      Поняла?

      Вряд ли…

      Но поймёт. Обязательно поймёт.

      Со временем.

      Котоконь

      Часов в 10 вечера в Марсика обычно ненадолго вселяется дух безымянного дикого коняги. Лошади Пржевальского там, или иной какой неизвестной кобылы.

      Марсель Кузьмич позабыв про флегматичность, доставшуюся ему от многих поколений шотландских котов, начинает с мявканьем скакать по квартире. Развивая скорость небольшого болида. Не стойте у него на пути, снесёт, аки ураган средней тяжести.

      Когда котяра с цоканьем проносится по линолеуму, я успеваю расслышать в его топоте звук копыт коня д’Артаньяна, тащащегося по парижской мостовой.

      Иногда к котоконю присоединяется ребёнок. И они вдвоём превращаются во всадников Апокалипсиса. Дочь сносит стулья, а Кузьмич – пустые бутылки из-под воды. Бутыли с сухим пластиковым треском катятся к входной двери, теряя по пути пробки.

      В антракте Марс валяется в чугунной прохладной ванне с высунутым, как у собаки, языком, и тяжело дышит. Отдышавшись, мчится дальше, задрав рыжие глазищи, роняя клочья шерсти и не вписываясь в повороты.

      – Харэ, буцефалы! – говорю я действующим лицам спустя 20 минут подобных скачек.

      И дочери:

      – Успокой своего Росинанта.

      Дочь о чём-то шепчется с котоконём, и через пять минут тот заваливается под стулья дрыхнуть. Ребёнок и кот давно наши общий язык и вполне друг друга понимают.

      Слышу марселево сопение. Потом – храп.

      Храпят Скоттиши упоённо, с посвистом и трелями. Строение носоглотки этому зело способствует.

      На время сна дух мустанга покидает тело котяры. До следующего вечера.

      Пора ложиться.

      Мохнатый оглоед разбудит меня в пять.

      Майор

      По осени на огонёк заглянул участковый. Целый майор. До него приходил старший лейтенант.

      Где—то, год назад.

      Так же, как его предшественник, нынешний околоточный надзиратель интересуется проживающими в квартире, на этаже, подозрительными личностями, обшаривает взглядом обстановку. Ответы фиксирует в журнал. Пистолет, наручники, бляха. Всё на своём месте. Сам немного рыхловат. Возраст сказывается.

      Стоя выводить чиновничьи иероглифы господину майору неудобно, поэтому я приглашаю его на кухню, к столу. Отказывается. Возможно, у них это не принято…

      Марсище—котище, оправившись от первоначального испуга, вызванного появлением незнакомого человека, делает третью попытку вцепиться в майорские форменные брюки и взобраться по ним, чтобы взглянуть служивому в честные